Что движет солнце и светила (сборник)

Потом еще курила, и еще, и еще, пока однажды Стас не скривился: «Ну, все, детка, хватит на холяву „травку“ потреблять. Она денег стоит, поняла?»

Как-то я не смогла и двадцати рублей наскрести: у матери до аванса неделя — не даст, у подруг уже назанималась, а в комиссионке посмотрели мою сингапурскую кофточку, сказали: «Пятьдесят процентов износа, на сто рублей квитанция, получите после продажи».

Кофточку я, конечно, забрала, мне сию минуту нужна была монета. Позвонила Стасу, унижалась, плакала — вот дура! «Ладно, приезжай, только тебя нам и не хватает!» Приехала, а там еще один парень, черт знает, кто он и откуда, больше никогда не видела.

— Девчонке деньги нужны, — ухмыльнулся Стас. — Поможешь?

— А она как к аналу относится? — не обращая на меня внимания, спросил парень Стаса.

— Да нормально относится, если деньги нужны, — загоготал Стас. — В ту дырку или в эту — какая разница, лишь бы заплатил. Но я рекомендую тебе её ротик…

— Надоело, — лениво отозвался парень, расстегивая ремень. — Одни вафельницы кругом, а любительниц анальщины ещё поискать надо. Ну, что смотришь? Иди быстро подмой попу…

— Ты меня не за ту принимаешь, — я попыталась изобразить из себя поруганную добродетель. — Стас, миленький, ну скажи ему: я не проститутка! Пусть даст взаймы…

— Ну, чё ты? — Стас посмотрел на меня как на малохольную. — Какая разница, каким местом ты зарабатываешь. Он тебе за экзотику приплатит. Так?

Парень кивнул, невозмутимо продолжая раздеваться.

— Стас, ты, надеюсь, не останешься тут?

— Нет, останься, — приказал парень. — Мне нравится, когда кто-то смотрит, как я засаживаю по самые помидоры…

В общем, тоже извращенец. Да ещё любитель делать больно. Я вся извивалась под ним, комкая простыню, а он наваливался всем телом и, дергая меня за соски («О, какие дойки… Подмахивай, б**дь, резче! О, вот это дойки…»), старался вбиться как можно глубже, чёрт бы его побрал. Наверное, даже с резиновой куклой так бесцеремонно не обращаются, как эта падла — со мной. Стас, кстати, под предлогом пойти покурить вышел на кухню, да так и не вернулся. Наверное, ему противно было смотреть на этого козлину.

После всего парень вынул из кармана брюк, свинья, две сотни, сунул: «Держи, хорошо работаешь! Дупло у тебя не раздолбанное, можем ещё как-нибудь подолбиться…»

Почему я не умерла от стыда? Господи, да я уже забыла, что это такое, и потом, мне нужна была «травка». Вот так я и поняла, как можно достать деньги.

Потом другие девчонки научили: «бабки» не обязательно отрабатывать, СПИД, знаешь ли, можно заполучить. Если мужик пьяный, его запросто обвести вокруг пальца. Ну, например, откуда он может знать, что в доме, например, есть запасной выход. Скажешь: «Ба! Тут Клавка живет, у нее бутыль завсегда есть. Гони двадцать! Нет, пожалуй, и за восемнадцать отдаст. Только ты со мной не ходи, она пугливая…» Ну и ушмыгнешь дворами…

Но от этого маремана-капитана сбегать не хочется. Кайфовый мужчина и, кажется, не дешевка. Большие глаза, длинные ресницы и грустный, добрый взгляд. Еще мне нравится, как крепко, твердо ставит он ноги, вот именно: не идет, а ставит, чуть-чуть отклоняясь то в одну, то в другую сторону.

— Пришли, — говорю. — Тебя звать-то как?

— Володя. Двадцать пять лет, холост, место прописки…

— А! Это меня не интересует, письма писать не обязуюсь, в случае чего: мой адрес — не дом и не улица…

— Да?

Замок, черт возьми, опять заедает, сменить его надо к едреной Фене, но Володя легонько повернул ключ, и дверь распахнулась. Теперь боль, от которой, кажется, пульсировало все тело, уже не было никаких сил терпеть, просто озвереть можно!

Кажется, Володя ничего не понял, когда я — в сапогах, плаще, не раздеваясь, — кинулась в свою комнату, щелкнула задвижкой и быстро схватила шприц. А, черт, некипяченный! Но уже не до стерильности — скорей, скорей!

Ааа, ахх, вот она, ясность, ослепительно осветила все вокруг — лунная ночь, призрачная и волшебная, легко и свободно дышать, свежесть в груди, мятный холодок охватывает горячий лоб, как хорошо, о боже!

Сижу не шевелясь, потому что сейчас я как хрустальный бокал, наполненный драгоценным, прекрасным напитком. Жалко даже каплю нечаянно выплеснуть…

— Как насчет обещанного кофе? — спросил из-за двери Володя.

— Там, на кухне, возьми турчанку. Кофе на полке. Увидишь…

— Что с тобой?

— Подожди. Я сейчас. Халат надену…

Пора, пора, надо вставать, изобразить на лице улыбку, а, впрочем, он не так уж и дурен — играть роль, пожалуй не придется, он даже симпатичен, да! Фу, дура старая, сразу про монету не намекнула, как сейчас об этом, сказать? Идиотка! Скорей бы Фанни, палочка-выручалочка, приползла, и чтоб не одна — все ему будет ясно, что почем и как.

Но Фанни не идет. Я болтаю о том, сем. Володя, кажется, и не думает кадриться — сидит спокойно, смотрит на меня, улыбается. Но так же тускла лампочка в желтом абажуре. Голубенькие в розовый цветочек обои, кусок оторван, но часть надписи осталась: «…вернусь!»