Что движет солнце и светила

То ли от кофе, то ли от выпитой еще раньше настойки Андрея стало клонить ко сну. И ничего поделать с собой он не мог: ресницы слипались, будто их клеем залило, а голова медленно наполнялась чем-то тяжелым и жгучим. Он хотел встать, но не смог.

— Гость устал, — сказала Людмила. — Помоги ему раздеться. Пусть отдохнет…

Последнее, что Андрей почувствовал, — ласковые, убаюкивающие, совсем не мужские прикосновения, а потом — темнота, отупение, пустота. Ему чудилось, что его облепило что-то теплое, живое, и сам он — липкая, сладкая масса, какая получается, если долго держишь в руке карамельку, — н все это перекатывалось, пузырилось, клеилось-расклеивалось, смешивалось, н внутри него что-то напрягалось, зажигалось, но вскоре бессильно гасло, и снова волна жара, растворение. ошеломительные подъемы и спады, тоска и восторг, и то холодные, то горячие касания каких-то неведомых существ, которые рычали, визжали, стонали и что-то пытались ему сказать, но он не понимал их языка. Это продолжалось бесконечно долго, и он измучился, томимый маленьким, хищным зверьком, который был то ласков, как кошка, то мгновенно, на долю секунды впивался в плоть и, разжав острые зубки, прикасался мягко и бережно.

Внезапно все кончилось. Но блаженство покоя продолжалось недолго. Андрей смутно ощущал, как его поднимают, несут, раскачивая из стороны в сторону, опускают на что-то мягкое, резко пахнет бензином, н его покачивает, трясет, и снопа — тишина, покой, приятное онемение, от которого остывает все тело…

Он и проснулся от того, что озяб. И не сразу понял, где находится. Над ним серело небо. Накрапывал редкий дождь. Впрочем, даже и не дождь, а нечто вроде мороси — ни то ни ее. Но трава, на которой лежал Андрей, все-таки вымокла н при малейшем его движении сочилась влагой, как банная губка, попавшая под ступню.

Андрей вскочил и в недоумении оглянулся. Где он? Какой-то запущенный двор: полынь и лебеда почти в рост человека, два контейнера для мусора, возле них куча всякого хлама, чуть подальше — то ли сарайчик, то ли сортир, от которого несло тухлятиной. На небольшом пятачке асфальта перед этим строением чернела аспидная лужа в бахроме белесо-зеленого налета. Где-то рядом громыхал по рельсам поезд. Или трамвай? Нет, точно поезд: локомотив подал резкий сигнал, стукнулись буфера…

Андрей выбрался на пятачок асфальта перед контейнерами и, балансируя по деревянному узкому настилу, прошел к бараку. Он казался нежилым: прогнившие углы, заделанные кое-где дранкой и кусками толя; два окна забиты изнутри фанерой, а за теми, где сохранились-таки пыльные, загаженные стекла, не ощущалось даже намека на житье-бытье, но, впрочем, где-то монотонно, как заевшая пластинка, бубнил мужской голос: «Убью, сука подколодная, убьюсукаподколодная, убью…» Завернув за угол, Андрей увидел высокий зеленый забор, а в нем — пролом, через который и выбрался на тихую, невзрачную улицу. Серые кирпичные пятиэтажки чередовались тут с деревянными домишками. Вдоль щербатого тротуара — обрубки тополей с широкими, как у фикуса, листьями. Из пыльных зарослей полыни, чихнув, выскочила маленькая черная собачка и визгливо, с придыханием загавкала. Ее поддержала другая собака, которую Андрей не видел, но, наверное, такая же мерзкая — со свалявшейся шерстью и проплешинами на спине.

— Да идите вы на… — громко, от души выругался Андрей. Собачонки, как по команде, замолкли. Снова где-то совсем рядом прогромыхал по рельсам состав. Ориентируясь на его звук, Андрей вскоре набрел на рельсы.

— Дежурная! Освободи четвертый путь для третьего! — раздался мужской голос.

— Обалдел, что ли? — отозвалась женщина. — Там стоит почтово-багажный. Перегоняй на второй!

— Чем ты там занимаешься, дежурная? Почтово-багажный должен был уйти еще минут пять назад…

— Ты мне Муму не трахай, — взвизгнула женщина. — Сказала: на второй, и точка!

Переговаривались, видимо, работники станции. Почему-то с помощью динамиков, установленных на столбах.

Андрей обрадовался, что наконец-то, слава Богу, кажется, добрался до станции. Может, и вокзал рядом.

Сигарет у него не было, а курить хотелось страшно. Он поймал себя на мысли, что, проснувшись, обычно сразу же и закуривал по привычке. Но вот уже, считай, полчаса бодрствует, шастает по каким-то закоулкам, нервничает, а на курево потянуло только что. Даже странно.

Сигарет, однако, в карманах не было. Как, впрочем, н денег, которые вчера завернул в полиэтиленовый пакет, тоже не было. Ни копейки!

Андрей подумал, что пакет с деньгами провалился за подкладку куртки. Во внутреннем кармане была дыра. И хотя он помнил, что деньги положил в боковой карман, на всякий случай запустил пятерню за подкладку и нашарил нечто продолговатое, гладкое и холодное. Это была коробочка «Цветов Парижа».

На вокзале Андрей, стесняясь, попросил закурить сначала у майора, потом у кругленького, улыбчивого старичка, и оба раза получил отказ. Выручил его мужичонка бичеватого вида. Протянул пачку дешевой «Стрелы»: