Нет, конечно. Это вообще был ужасный разговор. Отношения заканчиваются, если в них замешан идиот. Мне правда очень жаль, Артур. Хотел бы я вернуться в прошлое и все изменить. С самого начала рассказать тебе, что я в летней школе с Хадсоном. Но клянусь, все, что я сказал в понедельник, — правда. Мы собирались просто поговорить.
Артур молчит. Я уверен, что он здесь, но хочу знать, что он думает.
Буду честен. С понедельника я снова общаюсь с Хадсоном и Харриет. Мы много лет дружили, и они оказались единственными, к кому я смог пойти после того, как разругался с тобой, Диланом и Самантой. Все это время я говорил им про тебя. А сегодня мы с Хадсоном внезапно остались вдвоем, я опять начал себя винить, и он попытался меня поцеловать. Но я сбежал, потому что мне нужен только ты.
Поезд трогается с места. Я набираю третье сообщение.
Мне не стыдно, что у меня есть бывший. Но стыдно, что я своими руками разрушил твое доверие. Надеюсь, ты мне веришь.
Поезд затормаживает на станции — и прямо перед тем, как двери открываются, телефон жужжит снова. Меня на секунду охватывает паника: Артур велит мне катиться к чертям; Саманта сообщает еще более ужасные новости.
Но это наконец что-то хорошее.
Я тебе верю, Бен.
Когда я вбегаю в зал ожидания, Саманта сидит в кресле, прислонившись затылком к стене.
— Саманта!
— Бен. — Она вскакивает и, хоть я этого и не заслуживаю, заключает меня в объятия.
Я оглядываюсь.
— Что случилось? Где его родители?
— Пошли за кофе.
— Какого хрена?! То есть Дилан тут уми…
— Он в порядке! В порядке. Ложная тревога. Просто паническая атака — правда, довольно паршивая. Мы узнали вот только что. Я хотела тебе написать, но… — Саманта делает глубокий вдох. — Мне нужна была минутка собраться. В жизни не забуду, как он перепугался, когда сердце начало частить…
Саманта принимается плакать, и я снова ее обнимаю. Мне прекрасно известно, о чем она говорит. Когда три года назад Дилана госпитализировали на ночь, я все локти себе сгрыз, что мне не разрешили остаться. Наутро прогулял школу и целый день тусил с ним в палате.
— Мне очень жаль, что тебе пришлось это увидеть. Но хорошо, что ты оказалась рядом. — Я неловко отступаю на шаг. — Спасибо, что позвонила.
— Не бери в голову. Я знаю, что у Дилана определенная репутация, а ты просто обо мне беспокоился.
— Он тебя не заслуживает, — отвечаю я с улыбкой.
— Разумеется, нет, — усмехается Саманта. — Хотя на следующие две недели он со мной застрял по-любому.
— Прости за ту сцену. Я правда болею за вас обоих, но во вторник… почувствовал себя окончательно ненужным.
— Да ты шутишь. Дилан тобой одержим! Серьезно, он говорит о тебе столько же, сколько я о нем родителям. Если что, этого ему знать не нужно. Я все-таки пытаюсь сохранять остатки самообладания.
Когда вы общаетесь с Артуром, самообладание выглядит чем-то из области научной фантастики. Но ведь у нас и нет столько времени, сколько у Дилана с Самантой. Интересно, как развивались бы наши отношения, живи Артур в Нью-Йорке.
— Я уверен, что у вас получится, — твердо говорю я. — Если это что-нибудь значит.
— Значит. И много.
Родители Дилана возвращаются с кофе, и мы минуту беседуем, прежде чем они первыми заходят в палату. Пока мы с Самантой ждем своей очереди, я рассказываю ей про почти-поцелуй с Хадсоном. Немного странно, что она узнает такие вещи раньше Дилана, но я решаю на это забить. Почему девушка моего лучшего друга не может быть и моим лучшим другом тоже? Мы же в любом случае общаемся все вместе.
Родители Дилана возвращаются, чтобы заполнить какие-то бумаги, и мы с Самантой встаем одновременно.
— Ты первая, — говорю я.
— Пойдем вместе, — предлагает она.
Так мы и делаем. Заходим в приемный покой, отодвигаем белую занавеску вокруг кровати — и вау, что за зрелище.
— Возлюбленные мои! — томно восклицает Дилан — бледный, но подозрительно довольный. — Смерть пыталась соблазнить меня своими чертогами, но я отверг ее притязания. Хотя и узнал парочку спойлеров о загробной жизни.
Саманта качает головой и наклоняется, чтобы его обнять.
— У тебя была паническая атака.
Дилан оборачивается ко мне.
— Не верь Саманте, она пытается опорочить мое доброе имя.
— Я даже не пытаюсь тебя заткнуть.
— Я победил смерть! Меня нельзя затыкать.
Я наблюдаю, как преображается его лицо во время объятия: глаза закрыты, невыносимая диланистость куда-то испарилась. Ни капли обычного чванства — только облегчение, что он все еще жив и снова видит свою девушку.
Это так мило.
Жду не дождусь возможности его обстебать.
И чертовски радуюсь, что у меня будет такая возможность.
Саманта отстраняется, и я обнимаю своего лучшего друга.
— Спасибо, что не умер.
И я совершенно искренне. Пускай это и оказалась ложная тревога, я знаю, что для Дилана она ощущалась реальной. Он вечно впадает в панику, когда у него учащается сердцебиение. Но я не могу его винить. Даже напротив: уж лучше миллион ложных тревог, чем повод для одной настоящей.
— Я обязан был вернуться. В прошлую встречу мы наговорили друг другу омерзительных банальностей. Я просто не мог умереть в таком грехе дурновкусия.