Что, если мы утонем

Вот оно. Я знала, что он однажды это скажет. Я знала это в ту секунду, когда он попросил мой телефон, когда помог мне почувствовать почву под ногами, хотя она почти ушла и оставила только пустоту. Я знала это с самого начала.

Потому что чувствовала то же самое.

У меня потекли слезы, я едва заметила, что одна слезинка уже катилась по правой щеке. Окружающий мир потерял очертания, но оставался четким. Если мир и исчезал, то я видела его очень ясно.

Мы стояли в подвале, заставленном шкафчиками для хранения и невысказанными тайнами, и единственное, о чем я сейчас мечтала, – его поцелуй. Словно прочитав мои мысли, он сделал шаг в мою сторону. Как будто спрашивая разрешения. Его взгляд будто хотел удостовериться, что я не против. Я наклонила голову.

Большим пальцем он провел по моей щеке, приблизил свое лицо. Я почувствовала его запах, и в этот момент словно все наладилось. Сэм гладил меня, и было немного страшно. Его пальцы нащупали мой подбородок, приподняли его, я снова посмотрела на него.

Когда его губы коснулись моих, я не смогла сдержать стон. Я никогда еще такого не чувствовала. Он гладил рукой мою шею, потом притянул к себе.

В моей груди что-то распахнулось. Этот поцелуй был другим. Он был деликатным и робким, настоящим и отчаянным. Я сдалась. Я не стала сдерживать дыхание, растворяясь во всей лжи, во всех наших поцелуях и его бездонных глазах.

* * *

Я поставила скальпель на грудину, и пока вела, как положено, вниз, поняла, что имел в виду Сэм на первом занятии. Семинары в анатомичке мне все еще казались чересчур насыщенными и интенсивными. Каждый раз, когда я подходила к залу, мне стоило больших усилий не развернуться на месте и не сбежать сломя голову из этого здания. Хотя я уже постепенно стала забывать, сколько раз мне удалось справиться.

Легче не будет. Но ты станешь сильнее.

Мне было понятно, что это всего лишь общее утверждение. Но Сэм был прав.

– Очень хорошо, – бормотал он, бросая взгляд в мою сторону. Я подумала о Коуле и о том, что он сказал о Сэме и о его «фирменном» сэндвич-методе. Сэм все время хвалил, это правда. Не только меня, для каждого своего подопечного он находил подбадривающее словечко. Когда я вначале почти паниковала, боясь сделать что-то не так, он медленно и осторожно подводил меня к тому, чтобы я сама взялась за скальпель.

Профессор Барнетт удовлетворенно кивнула, проходя мимо меня.

– У вас очень спокойная рука. Даже когда вы нервничаете.

Мои щеки зарделись, потом случилось то, чего я никогда бы не осмелилась представить себе в этих стенах. Уголки рта поползли вверх сами собой. Я улыбнулась.

На какой-то миг я перестала узнавать себя. Взгляд скользил по лежащему передо мной телу, все было гротескным и подавляло всеми возможными способами, а потом я увидела его. Сэм, видимо, услышал, он стоял недалеко от Камиллы и Августа, но взглянул он именно на меня. Искра гордости сверкнула в его глазах. Внутри у меня разлилось тепло, когда его губы сложились в ухмылку. Он ничего не сказал, и я ничего не сказала, мы просто посмотрели друг на друга, и, несмотря на кучу людей, мы здесь были одни. Нельзя позволять себе чувствовать такое счастье под его взглядом. Но что я могла поделать.

Мне всегда удавалось на несколько минут с головой уйти в работу и забыть, какое здесь все отвратительное. Сконцентрироваться на том, что изучать медицину было привилегией. Это действовало. Помогало также понимание того, что для предстоящих промежуточных экзаменов необходимы знания. Как мои сокурсники могли весело обсуждать при этом обед или планы на выходные, оставалось для меня загадкой. Словно мой мозг был устроен иначе, чем у других. Очевидно, им удавалось полностью абстрагироваться от того факта, что на столе настоящий человек. Человек с биографией. С именем, даже если нам его никогда не узнать по причинам конфиденциальности. И чем больше меня захватывало человеческое тело и его анатомия, тем очевиднее для меня становилось, что мои истинные интересы лежат в сфере изучения личности человека. Что он пережил и что видел? Какие страхи и надежды мешали ему заснуть?

Я не хотела об этом думать, но, возможно, надо было послушаться своего сердца и вместо медицины заняться психологией. Но теперь поздно. Отказываться от места на медицинском факультете, едва в голову закрались какие-то сомнения, было легкомысленно.

Все же я медленно, но верно делала успехи, хотя минимум раз за семинар мне приходилось убегать в туалет. Полтора часа без паузы я выдержать не могла. Несколько минут полной тишины и почти без запаха формалина помогали мне успокоиться и сосредоточиться.

И я была не единственная, кому регулярно требовалась пауза. Я наблюдала за ним. Сэм хоть и не покидал семинар, но время от времени отходил от стола в укромный уголок и, как сейчас, делал вид, что ищет что-то в толстом анатомическом атласе.