Что, если мы утонем

– Тогда, прошу, позаботься о том, чтобы все так и оставалось, и попробуй узнать, не утаил ли что от тебя этот сукин сын!

Я кивнула. Впервые в жизни я не очень понимала, кого она имеет в виду.

Сэма.

Или моего старшего брата.

* * *

В принципе, существовало две возможности. Первая – спросить родителей. Вторая – обратиться в официальные органы. Я три раза набирала номер домашнего телефона и три раза нажимала отбой после первых гудков. Мамино бледное как смерть лицо. Слезы, которые она едва могла сдерживать каждый раз, когда мы говорили по телефону или по скайпу. Нет, не пойдет. Я не могла напоминать ей про Остина снова и снова.

Позвонить в полицию Торонто было не особо сложно, их телефон был нацарапан в уголке моего расписания. Мобильник гирей лежал в моей вспотевшей ладони. От правды меня отделял один звонок, но со вчерашнего вечера у меня не осталось уверенности в том, что я готова ее услышать.

Я ничего не чувствовала, пока набирала цифры. Слушала гудки, первый, второй. Все еще можно было положить трубку. И просто жить дальше с иллюзией, что слова Сэма – не более чем ложь.

В трубке щелкнуло, ответил приятный женский голос.

– Полиция Торонто. Чем могу помочь?

– Алло, – я торопливо откашлялась. – Я звоню по поводу одного дела, которое вы расследовали несколько лет назад.

– О чем идет речь?

Я закрыла глаза.

– О смерти Остина Клэйберна. Он умер три года назад в феврале. У меня есть вопрос к следствию.

– Как ваше имя?

– Лоренс Кавэль. Я… я его сестра.

– Понятно. Подождите, пожалуйста. – Я крепче вцепилась в телефон, на другом конце был слышен стук клавиатуры.

– Дело было закрыто в том же году. К сожалению, я не могу дать вам информацию. Во всяком случае, не по телефону.

– Но… – Я умолкла.

– Если бы вы были членом семьи, тогда другое дело, но из материалов следует, что вы не были родственниками. Мне очень жаль, мисс Кавэль, у нас строгие правила защиты данных. Иначе любой человек мог бы получить доступ к деликатной информации и предать ее огласке.

Мне нечего было возразить, ведь хотя она и была права, там была эта фраза.

Не родственники…

Вы не настоящие брат и сестра. Он только твой сводный брат, только, только, только…

– Совсем нет никаких вариантов?

– Если вы придете в сопровождении матери жертвы, мы побеседуем.

Мое сердце остановилось. Я еще крепче зажмурилась.

– Хорошо. Спасибо.

– Сожалею, что не смогла вам помочь.

– Не страшно. Извините за беспокойство. До свидания.

Я швырнула телефон на письменный стол и прижала кулаки к глазам.

Мать жертвы. Она и моя мать, черт бы их побрал. А он был мой брат. Он был всем.

Во всяком случае, я так думала.

Ничего

Думаю, не надо объяснять, насколько странно себя чувствуешь, обсуждая с психотерапевтом чувство вины по поводу того, что, возможно, твой оргазм случился ровно в момент смерти старшего брата. И мне никогда не узнать больше, чем вот это возможно. Точный момент смерти установить не удалось. В полицейском протоколе зафиксировано только время отправки Остином текстовых сообщений и первый звонок в «Скорую». В 01.48. Звонок Сэма.

В течение нескольких минут бездыханное тело Остина лежало где-то в снегу, пока его не обнаружили. Нет никакой проблемы с моими оргазмами, ведь даже если бы я лежала в своей комнате одна и мирно спала, Остин бы все равно умер. Весь ужас состоял в том, насколько естественным для меня было хорошо проводить время, пока самый главный человек в моей жизни умирал.

В книгах и фильмах описывают, что люди нутром чувствуют плохое. Испытывают непонятную панику, бессмысленный страх, когда они теряют кого-то. Потребность не сидеть сложа руки, позвонить человеку. Сделать что-то, чтобы предотвратить ужасное.

Я бы тоже хотела сказать, будто что-то там почувствовала. Внутреннее беспокойство, некую телепатическую связь с братом – но ничего такого не было. Были только Джек, я, облегчение, что мы помирились, и хороший секс. Как можно было иметь хороший секс, когда твой старший брат и лучший друг умирает? Как можно было ничего не почувствовать?

И если Джека я каким-то непостижимым образом смогла простить, то упреки в собственный адрес остались навсегда.

Я была сестрой Остина. Я была самым близким ему человеком, и я слишком была занята собой. Иногда я думаю, что самое страшное в том, что в момент его смерти никто о нем не думал. Никому на этой земле не пришло в голову поинтересоваться, что делает Остин, все остальное было важнее. Один взмах ресниц, и он умер.