Что, если мы утонем

Папа неподвижно сидел рядом с мамой и смотрел на меня.

– Лори, – тихо начал он, но я и слушать его не хотела.

– Нет! – с этими словами я подскочила. – Как вы могли так поступить?! – дрожащим голосом воскликнула я. Заметила, что плачу, лишь когда по щеке прокатилось что-то теплое. Сквозь расплывчатый туман перед глазами я уставилась на родителей. Эти люди мне солгали. А ведь они знали ответы на все вопросы.

– Почему из-за вас я узнала обо всем вот так?

Я развернулась и выбежала из комнаты наверх. Мама продолжала плакать, папа молчал.

Мне стало тяжело дышать, грудь будто стянуло обручем. Боль была такой сильной, что я поверила в то, что сейчас задохнусь и умру нелепой смертью. Как и он.

Дверь за мной захлопнулась. Я хватала ртом воздух и всхлипывала, а затем из меня вырвались рыдания.

Не помню, когда я в последний раз так безудержно плакала. Наверное, в течение нескольких недель после его смерти. Тогда ко мне пришло осознание. Что Остин не вернется. Что его комната опустела. Что я снова единственный ребенок.

Уму непостижимо! Я годами жила во лжи. Пока по чистой случайности мне на пути не встретился человек, готовый рассказать правду, которую от меня скрыли родители.

Как же больно.

Из-за них я считала Сэма чуть ли не монстром. Сэма, самого чудесного человека из всех, кого я знаю. Он единственный за многие годы, кто говорил мне только правду.

Мои горькие рыдания тонули в подушке. Когда я услышала, что дверь открывается, то пожалела, что не заперлась изнутри.

Я начала плакать еще сильнее, когда почувствовала, что на мою кровать кто-то сел. Я поняла, что это папа, еще до того, как он заговорил. Он ко мне не прикасался, просто сидел рядом. И хотя я была очень зла и обижена, само его присутствие так успокаивало, словно на меня накинули мягкое одеяло.

Мои рыдания постепенно утихали. Прошло несколько минут, прежде чем я слегка успокоилась, лишь легкая дрожь выдавала, что внутри меня все кипело. Папа все еще молчал, а я привстала с кровати.

– Черт, почему? – выдавила я из себя. – Почему вы мне ничего не рассказывали?

– Потому что он твой старший брат, милая.

Я хотела запротестовать, ведь его объяснение было чересчур банальным, но почему-то не смогла.

– Я знаю, это нас не оправдывает. Мы, конечно, многое сделали неправильно. Возможно, мы все сделали не так.

Папин взгляд упал на дневник Остина, лежащий у меня на тумбочке, и он взял его в руки.

– Остин был твоим старшим братом, образцом для подражания. Ты его боготворила.

Я прикрыла глаза. Папе не нужно было это говорить. Я все знала сама.

– Когда мы с мамой сидели в полицейском участке, а патологоанатом сообщил нам результаты вскрытия, наш мир рухнул, – от голоса папы у меня по спине пробежала холодная дрожь. Он вдруг начал звучать как Сэм. – Мы даже не подозревали, что он… Что Остин принимает наркотики. Мы не знаем, когда он начал и как долго все это продолжалось. Как он вообще связался с такой компанией. Я до сих пор задаюсь вопросом, как мы могли этого не замечать. Когда после смерти Остина мы нашли дневники, то были раздавлены. И одна вещь будет преследовать нас вечно. Осознание того, что мы не справились со своими родительскими обязанностями.

Я открыла глаза, немного помешкала, но потом все же взглянула на папу. Вид его бледного лица меня потряс. Он бросил взгляд на дневник Остина, и я поняла, что сейчас услышу. Всю грязную правду. Подробный рассказ о случившемся без всяких прикрас.

– Мы были в ужасе, мы винили себя. Мы скорбели и одновременно были в ярости. Злились на Остина, на самих себя, на тех, кто продал ему эту дрянь. На Сэмюэла, которого даже никогда не видели. Уже потом я понял, что злился, потому что наш сын своей смертью разрушил тот идеальный образ, который был у меня перед глазами. Или который я себе нафантазировал…

По моему лицу текли слезы.

В ярости… Точно такие же чувства я испытывала по отношению к Сэму, потому что он отнял у меня мое представление об Остине. Представление о том, что мой старший брат стал жертвой. А теперь же я знала, что брат сам был виноват в своей смерти.

– Лори, мы хотели, чтобы у тебя о брате остались хорошие воспоминания. И чтобы ты – знаю, звучит ужасно – могла спокойно горевать. Чтобы в твоей памяти он остался тем замечательным человеком, на которого ты всю жизнь равнялась. Теперь я знаю, что это было ошибкой. Остин принимал наркотики. Но это не делало его плохим братом, а вот нас это делает плохой семьей, не сумевшей его уберечь. Мы лишь усугубили его состояние. Нам больше хотелось воспринимать его как образец, а не как человека с психическим расстройством.

Когда я увидела, что папа тоже плачет, мое сердце сжалось. Он плакал лишь в больнице и на похоронах Остина, и больше нигде. По крайней мере, не на моих глазах. Папа оставался сильным, чтобы поддерживать нас с мамой.

– Мы думали, будет правильным защитить тебя от правды. Наш адвокат сделал все, чтобы информация не просочилась в прессу. Но мы должны были предугадать, что такая ложь рано или поздно раскроется. Что она нас уничтожит. Оставшихся членов семьи, которых мне так хотелось удержать вместе.