Что глаза мои видели. Том 2. Революция и Россия

Противники евреев характеризовали его, как страх перед еврейским засильем в сфере материальных отношений, иные же еврейские круги не прочь бы усматривать в этом просто слабость и невольное признание превосходства еврейской культуры.

Под шумок таких настроений, например, русская прекрасная речь безнаказанно загромождалась в повседневной печати иностранно-еврейскими вывертами и словечками, а сфера деловых и материально-экономических комбинаций и отношений, почти без боя и должной конкуренции, уступалась в распоряжение еврейских дельцов.

Юридическое бесправие еврейства, обязывавшее русскую интеллигенцию, по чисто моральным основаниям, к значительной пассивности в деле оценки даже явно отрицательных явлений, получало сплошь санкцию какой-то торжественной апологии еврейства.

Благодаря такому положению вещей, и при расплывчатой мягкотелости русского народа, замкнутая сплоченность еврейства в России являлась могучею силою.

Сила эта, именно в виду ее юридического бесправия, не могла вылиться иначе, как в силу революционную, разлагающую нашу государственность.

Еврейство вообще наклонно быть ржавчиной всякой государственности. Оно незримо, но неустанно разлагает ее. Не имея собственного государства (территории, в этом смысла «отечества»), каждому еврею естественно более улыбается быть «гражданином Mиpa», нежели смиренным подданным той, или иной державы. А быть подданным государства, где явно афишировалось (как в России) его бесправие и практиковался унизительный процентный учет даже на образованность, явно невыносимо.

Русское еврейство естественно стремилось всеми средствами и усилиями сбросить с себя ярмо юридического рабства. Теперь сами евреи не скрывают свое широкое участие в деле подготовки нашей «великой» революции.

Одного, искусственно, щегловитовским правосудием, созданного, процесса злополучного Бейлиса (не говоря уже о предыдущих погромах), которым близорукая власть имела в виду «доконать» все еврейство, было через меру достаточно для революционного возбуждения русского еврейства.

Если пророчество Достоевского сбылось, и евреи «погубили Россию», то остается самим русским учесть этот жестокий урок истории и попробовать воскресить ее.

Одной юридической жестокости и нравственной общественной дряблости для бытия государства, очевидно, недостаточно.

Глава четвертая

Раз зашла речь о русском еврействе, невольно воскресает в моей памяти светлый образ такого «русского еврея», как А. Я. Пассовер, страстно любившего Россию, ее быт, ее литературу. С предусмотрительною терпимостью он прощал ей ее временные недочеты и твердо верил в мирное развитие ее светлого будущего. Он считал большой ошибкой со стороны самодержцев не дать всем своим подданным основных устоев равенства, широкой образованности и законности, что могло бы сразу изменить группировку революционных настроений в империи.

Поляки, финны, евреи, благодаря своей большой жизненной закаленности, по его мнению, могли явиться гораздо более надежною стеною против крайних революционных натисков, нежели сами русские, вообще органически туго понимающие и воспринимающие культурность дисциплины. Он восторгался Н. Н. Герардом, когда тот в качестве Финляндского генерал-губернатора, после революции 1904–1906 гг. сумел в короткий срок завоевать себе популярность среди финнов и добиться без диких репрессий умиротворения края.

Кстати о Н. Н. Герарде.

Когда он подвергся жестокой травле со стороны «Нового Времени», именно в качестве Финляндского генерал-губернатора, он часто бывал у меня в виду процесса «о клевете», который он счел себя вынужденным повести против названной газеты. Раньше, нежели начать процесс, оставаясь еще в должности генерал-губернатора, он решил доложить о своем намерении Государю, чтобы получить на это его санкцию. Характерно его объяснение с царем.

На письменном столе Государя, как раз лежала целая кипа номеров «Нового Времени». Герард и начал с того, что, указав на них, выразил уверенность, что царю известны все выпады этой газеты против его политики в Финляндии, причем характеризовал эти выпады, как преднамеренную клевету сторонников иной, чем он, политики обрусения окраин. Государь быстро отодвинул от себя газеты, заявив: «я этого не читал!» Герард не вполне понял, что это должно было означать: что он вообще не читает «Нового Времени» или только статей направленных против него.

На вопрос как он, Государь, отнесся бы к его намерению возбудить публичный судебный процесс, с целью установления в общественном мнении правильного государственного взгляда на его отношения в Финляндии, царь сказал: «да, это было бы хорошо. Вполне одобряю Ваше намерение».

Во время этой аудиенции и нескольких последующих Государь был, как никогда любезен и даже ласков с Н. Н. Герардом. Он интересовался его будущим процессом, спрашивал кто его адвокат и каково мнение последнего относительно шансов выигрыша процесса.