Что гложет Гилберта Грейпа?

Я отрицательно мотаю головой, Эми говорит: «Нет, это все», и Ларри с Дженис уносятся в темноту. Я открываю морозилку и достаю формочку со льдом. Когда Эми вытирает руки, выламываю три-четыре кубика и сзади опускаю ей за шиворот. Она взвизгивает и пытается провести захват моей головы. Успеваю схватить с тарелки Дженис остатки крема и обмазываю физиономию Эми.

— О-о-о-ой, Гилберт… прекрати. — Дергает меня за волосы.

— Ай! Все, все, Эми. Все.

В знак перемирия намочил кухонное полотенце и стер крем с ее носа и губ. Эми подбирает с пола тающие кубики льда, и тут сверху доносится: динь-динь, бинь-бинь.

— Это мама.

Эми выбрасывает в раковину лед, а я отталкиваю ее с дороги, чтобы беспрепятственно мчаться наверх.

— Иду, иду, мама!

Эми ловит меня за футболку. Трикотаж рвется.

— Не смей!

— Я тебя обгоню, Гилберт, я буду…

— Попробуй.

Она вцепляется мне в локоть; тащу ее за собой.

Динь-динь, бинь-бинь.

Часть седьмая

58

Несемся по лестнице. Я первый.

— Эми и Гилберт в твоем распоряжении, мама.

Мама лежит в кровати на спине, ищет нас взглядом. Одна крупная рука тянется в нашу сторону, другая трясет школьным колокольчиком. Динь-динь, бинь-бинь.

— Что ты хотела, мама?

Она пытается ответить. Оконные вентиляторы сильно жужжат, приходится их выключить.

— Что, мама, что?

Динь-динь, бинь-бинь. Колокольчик выскальзывает из пальцев. У нее изнутри слышится какой-то скрежет, перестук. Мамины глаза медленно блуждают, она пытается что-то прошептать, веки дергаются.

— Что происходит? — вырывается у Эми.

У мамы закрываются глаза, голова скатывается набок.

Я трясу ее за плечи.

— Нет. Нет! — кричит Эми. — Очнись, мама, очнись!

Давлю маме на грудь, бью ладонями. Эми делает ей искусственное дыхание. Старается изо всех сил.

Но пульса нет. В груди ничего не осталось, там пустота. В какой-то миг вздымается живот и чмокают губы. В следующий миг и эти признаки жизни уходят. Мама уходит.

— Нет. Нет, Гилберт, скажи мне, что это неправда.

— Это неправда.

Однако же это правда.

— Аааааааххххххх! — вырывается у Эми; я обнимаю ее за плечи и крепко прижимаю к себе. Она содрогается.

— Эми. Эми-Эми-Эми.

Арни спит на полу. Он не слышит ни криков сестры, ни ударов по кровати.

Мама лежит с полуоткрытым ртом и закрытыми глазами, волосы еще напоминают о салоне красоты, тело полностью скрывает под собой кровать. Я держу мамину руку. Ей уже недолго хранить тепло. Что за картины мелькают у меня в голове? Да ведь это мое появление на свет: капли пота на маминой коже, выражение ее лица, когда она впервые прижимает меня к груди.

У Эми вырывается то же самое «Аааааааххххххх!». Арни заворочался, но не просыпается.

Говорят, женщина кричит от сильнейшей боли, когда дает жизнь младенцу. А я сейчас думаю, как легко ускользает прожитая жизнь — как подтаявший кубик льда. А кричат при этом живые. Мы стоим (не знаю, долго ли) в растерянности. Наконец Эми гладит Арни по голове и говорит:

— Лучше разбудить его сейчас.

— Дружочек, это твой брат. Гилберт с тобой. Арни?..

Он с улыбкой разлепляет глаза:

— Я так и знал, что это ты, Гилберт. У-у-у-у.

— Хочу, чтобы ты посмотрел…

— Гилберт, мне сон приснился. Про больших золотых рыбок. Они были такие большие. Такие большие. Тебе бы понравилось. И тебе тоже, Эми. Тебе бы тоже понравилось.

Тут он замечает, что Эми вся раскраснелась, и умолкает.

— Арни, — говорю, — это касается мамы.

Он садится, смотрит на мать. Потом забирается к ней в постель и проводит пальцем по ее губам. Теряется.

— Мамы больше нет.

Арни стукает ее по плечу. Щиплет, хихикает. Видимо, считает, что это какой-то розыгрыш. Но мало-помалу до него доходит. Сидя у мамы в ногах, он умолкает.

К дому подруливает Ларри. Они с Дженис достают из багажника два блока по шесть банок пива. Я стою на верхней площадке лестницы и жестом зову их подняться.

— Пиво, — говорю, — внизу оставьте.

Они не спорят. Дженис с зажженной сигаретой поднимается первой, Ларри следом. Я указываю на мамину комнату; они заходят. Эми расчесывает маме волосы, Арни вцепился в мамину ступню. Сначала врубается Дженис. Они с Ларри стоят молча.

Ларри выходит из комнаты и кулаком пробивает насквозь дверь ванной. Дженис не кричит, не плачет, лицо сохраняет отсутствующее выражение. На сигарете растет столбик пепла.

Дальше все перед глазами расплывается.

Потом Эми берет инициативу на себя. Она считает, что нам следует позвонить либо доктору Гарви, либо в городскую больницу Мотли.

Дженис требует, чтобы звонок был сделан немедленно.

— Надо вывезти отсюда маму.

Эми возражает:

— Нет, с ней должна проститься Эллен.

Дженис начинает спорить.

Эми не остается в стороне:

— Нет, Дженис. Пусть Эллен напоследок посмотрит на маму. Скажи свое слово, Гилберт.

— О’кей…

— Сможешь разыскать?..

— Конечно.

Въезжаю на территорию «Бургер-барна» и торможу возле окошка для автомобилистов, оснащенного переговорным устройством.

— Добрый вечер. Вы готовы сделать заказ?

— Такер.

— Прошу вас, заказывайте, пожалуйста.

— Такер, это я.

— Ваш заказ, сэр?

— ЭТО Я, ГИЛБЕРТ!

— Сам вижу. Что будем заказывать?

— Я ищу…