Что гложет Гилберта Грейпа?

— Двадцать дней, — вставляет Эллен. — Если ты соизволишь заглянуть в подаренный мною календарь, старший братец, то поймешь, что мы поставлены в жесткие временны́е рамки.

Не могу на нее смотреть. Слишком много блеска.

— У меня, младшая сестрица, больше нет того календаря…

— Что ж, не повезло тебе.

— Арни его использовал вместо туалетной бумаги.

Эми стучит костяшками пальцев, как судейским молотком, по белому комоду. Собрание призывают к порядку, и мы с Эллен умолкаем.

— Сегодня у нас явно мало времени, — говорит Эми.

— Не потому ли, — спрашиваю, — что ожидается просмотр некоего фильма с Элвисом?

Эми кивает:

— Это его лучший фильм. Иначе бы…

Никто и не спорит. Эми всегда ставит на первое место интересы других, так чего ж не уважить сестру с этим ее Элвисом.

Откинувшись на спинку стула, выслушиваю идеи сестер.

— Будем подавать что-нибудь вроде лазаньи-спагетти, хот-догов и гамбургеров или ограничимся мясными сэндвичами? — спрашивает Эми.

Я пожимаю плечами.

Эллен удостаивает нас такой сентенцией:

— Арни всегда предпочитал хот-доги, но ему исполняется восемнадцать — это начало зрелости. Тарелка пасты даст Арни больше возможностей показать, что он ведет себя сообразно возрасту.

Эми слушает, как образцовая старшая сестра. Улыбчиво кивает, а у меня на языке крутится: «Дуреха ты: Арни — дебил. Чем его ни корми — половина все равно останется у него на физиономии, и он все равно будет через день лазить на водонапорную башню и вести себя будет как шестилетка до конца своих дней». Но я помалкиваю.

Рука Эми сжимает мне колено: не иначе как старшая сестра чувствует, что я вот-вот вцеплюсь Эллен в горло.

Я ищу конструктивное решение:

— Что проще готовить?

Эллен вздыхает, как будто я позволил себе невообразимое хамство.

— Я только хочу сказать, что не стоит убиваться по поводу…

У Эллен вырывается:

— Простота — это не главное.

Предчувствуя очередную склоку, Эми поднимает руки и шепчет:

— Я вас умоляю. Прекратите. Мы все хотим, чтобы этот день стал особенным. Это будет кульминация всего, что представляет собой наша семья.

Если бы только Эми понимала, насколько точно она выразилась.

Под этот бубнеж мои мысли дрейфуют в сторону женского вопроса. В жизни Гилберта Грейпа женщины — это что-то с чем-то. У него моржиха-мать; старшая сестра — безумная фанатка Элвиса; младшая сестра — зубочистка с теннисными мячиками вместо сисек, и еще миссис Бетти Карвер — его наставница, его шлюха. А теперь появилось еще это чудо из Мичигана — настоящая людоедка с бедрами-подушками. Бекки со своим арбузом, наверное, всех переплюнет.

— Угощение можно подать во дворе…

— А вдруг дождь…

— Тогда в доме…

— Да, действительно. Как же я сама не додумалась?

— Через сколько начинаются «Голубые Гавайи»? — спрашиваю я.

Эми просветлела, сверяется с настенными электронными часами и отвечает:

— Через двадцать четыре минуты.

— Отлично, — говорит Эллен. — Значит, мы еще успеем обсудить культурную программу и подвижные игры.

— Фух, — выдыхаю. — Меня сильно тревожило: вдруг не успеем?

Эми с Эллен дружно кивают и улыбаются. Как видно, решили, что это всерьез.

Эллен открывает лиловый блокнотик:

— Дядюшка матери Джеффа Ламмера любит устраивать в Хеллоуин катание на сеносушилке.

— Мы в курсе, — говорю я.

— Но только в Хеллоуин, — уточняет Эллен.

— Я знаю. Но Джефф ко мне неравнодушен. Хочет меня заполучить. Любым способом. И если вы согласны, я ему скажу: пусть попросит свою мать, чтобы та попросила своего дядю устроить в день рождения Арни катание на сеносушилке. Это не проблема.

Эллен расплывается в улыбке. Стреляет глазами между Эми и мной: ищет подтверждения, что мы восхищены.

— Как тебе мысль о катании на сеносушилке, Гилберт? — спрашивает Эми.

— Средне.

Эллен дуется.

— Мне тоже, — продолжает Эми. — Я склоняюсь к тем развлечениям, которые можно организовать во дворе дома.

— Что ж, если вам не по душе моя идея, если вы с такой легкостью отмахиваетесь от моих тщательно продуманных планов, мне остается только выбросить свои записи и наметки. Очевидно, проделанную мной работу никто не ценит. Очевидно, вы способны придумать что-нибудь получше.

— Эллен, прошу тебя. — Эми уже паникует. — Нам очень даже нравятся твои задумки. Мы ценим твое время, энергию и заботу. Мы благодарны за все твои усилия. Правда же?

Я сижу молча.

— Разве мы чем-то недовольны, Гилберт? Гилберт?

— Он не хочет отвечать, Эми.

— Я хочу. Очень даже хочу, но… — Я умолкаю.

Эллен принимается собирать свое хозяйство, и тут тишину пронзает громкое «мяу».

— Вы слышали? — спрашиваю я.

Еще одно «мяу».

— Где-то рядом. Вы слышали? — (Мяуканье доносится прямо из-под двери комнаты.) — Я слышал кота! — повышаю голос почти до крика. — Эми, ты…

— Да! — говорит она.

— Надеюсь, это дружелюбный кот! Эй, ты дружелюбный кот?

Во время этих переговоров Эллен достает свой тюбик и в третий раз наносит блеск для губ.

— Хелло, китти! Ты добрый котик или злой?

«Котик» мяучит: «Да».

Эми переспрашивает:

— «Да» — добрый или «да» — злой?

Ответа нет. Видимо, кот запутался.

— Надеюсь, этот кот — добрый, Эми! А как по-твоему?

Кот гавкает раз, потом другой.

— Котик тупит, — говорю я.