Что я любил

Вечером мы с Эрикой возвращались домой, где нас ждали Грейс и Мэт, который, как правило, устраивался "в подушковом домике", то есть на мягких няниных коленях. Мы кормили его ужином, купали и слушали его истории про Гунну, рыжеволосого мальчика-дикаря из неведомой северной земли Лутит, "где всегда холодно". Бывали у нас и стычки, особенно когда Мэт перевоплощался в Бэтмэна или Супермена, а мы имели наглость напоминать Его Всемогуществу о том, что пора чистить зубы и ложиться спать. Эрика помогала Вайолет редактировать диссертацию. Обе фонтанировали идеями и загорались друг от друга, так что иногда после длительных телефонных бесед о распространении умонастроений в обществе или о проблеме субъекта у Эрики начиналась мигрень, и мне приходилось массировать ей спину и плечи, которые затекли от прижатой к уху телефонной трубки.

Когда Марк был у Люсиль, Билл допоздна работал над своим новым "истерическим" проектом. Вайолет давно спала, а он все не ложился. По ее словам, он не прерывался даже на еду, а если вдруг такое случалось, то пристраивался с тарелкой на коленях прямо там, где работал, сидел и молча жевал, глядя перед собой. В то время ни у Билла, ни у меня не было времени, чтобы сходить куда-то вместе выпить кофе или пообедать, но я тем не менее явственно чувствовал, что изменения в структуре наших отношений произошли именно из-за Вайолет. Не то чтобы Билл стал избегать меня, нет, мы перезванивались, он надеялся, что я напишу о его новом проекте, при каждой встрече приносил мне какую-нибудь книжицу: сборники классических комиксов, медицинские фотоиллюстрации или, скажем, какой-нибудь малоизвестный роман. Просто благодаря Вайолет в Билле открылся какой-то канал, который все дальше и дальше уводил его в глубь одиночества. Я мог только догадываться, что происходило между ними. Возможно, в их близости было какое-то лютое бесстрашие, мне недоступное, и мысль о том, что я так не могу, тяготила меня, застревая сухой горечью во рту, и я терзался неутолимым желанием. Желанием чего? Меня томили не голод, не жажда, не терзания плоти, а смутная, но неотвязная потребность в чем-то неизъяснимом, неназванном, манившем меня с самого детства. Я часто ночами лежал возле мирно спящей жены, чувствуя эту горькую пустоту во рту. Тогда я тихонько вставал, шел в гостиную и до утра сидел у окна.

Долгое время я полагал, что Дан, как и все мужчины в семействе Векслеров, принадлежит к "тем, кого нет". Дед Билла, Мойше, исчез, Сай Векслер никуда не исчезал, но душа его ускользала. Дана, представителя третьего, младшего поколения, держали где-то в Нью-Джерси, и для членов семьи он был призрачным обитателем то лечебницы, то санатория, в зависимости от состояния своего рассудка.

Вайолет и Билл решили устроить в мастерской небольшой семейный праздник в честь Дня благодарения и пригласили Дана. Начались телефонные звонки. В первый день Дан отказался. Во второй раздумал отказываться. Потом позвонил еще раз и сказал, что не придет. Однако в последний момент он нашел в себе смелость сесть в междугородний автобус и доехать до Нью-Йоркского автовокзала на 8-й авеню, где его и встретил старший брат. День благодарения мы отмечали всемером: Билл с Вайолет, мы с Эрикой, Дан, Мэтью и Марк. Родителей не было. Регина и Ал, ее второй муж, поехали к его родственникам, а для отца и матери Вайолет путешествие в Нью-Йорк даже в честь праздника было не по средствам и не по силам.

Ненормальность Дана показалась мне очевидной: под ногтями — глубокий траур, шея заросла пепельно — серыми чешуйками сухой кожи. Из-за того, что рубашка была застегнута не на ту пуговицу, вся верхняя половина туловища казалась странно скособоченной. За столом нас посадили рядом. Я едва только успел развернуть салфетку и постелить ее на колени, как Дан уже принялся вовсю орудовать чайной ложечкой, с бешеной скоростью запихивая в рот куски фаршированной индейки. Этот пароксизм обжорства длился секунд тридцать, не более. Потом он закурил сигарету, глубоко затянулся, резко повернулся ко мне и спросил громким напряженным голосом:

— Вы любите есть, Лео?

— Да, я почти всегда ем с удовольствием.

— Это замечательно, — ответил Дан, но в голосе его сквозило разочарование.

Он вдруг начал скрести себе руку пониже локтя. От ногтей на коже оставались красные полоски. Потом он затих. Огромные карие глаза, совсем как у старшего брата, только радужки темнее, теперь смотрели куда-то мимо меня.

— А вы любите поесть? — спросил я в свою очередь.

— Не особенно.

— А кто вчера крекеры жевал, когда я звонил? Забыл? — вступил в разговор Билл.

— Забыл, — расплылся в улыбке Дан.

Теперь его голос звучал весело. Он встал из-за стола и принялся мерить шагами комнату. Сутулая фигура с низко опущенной головой двигалась вдоль стены взад-вперед, левая рука проделывала какие-то странные движения: большой и указательный пальцы складывались в букву "о", потом ладонь сжималась в кулак, а через несколько секунд снова возникала буква "о".