Что я натворила?

Список его исправлений был длинным и пространным. Консервные банки в шкафу должны были стоять этикетками наружу, столбиками не более чем в три банки высотой; открывая банки, нужно было полностью удалять крышку — никогда, никогда не оставлять ее болтающейся на тонкой полоске металла. Когда банка опустеет, крышку нужно положить внутрь банки.

Ковер нужно пылесосить ровными линиями, каждая из которых накладывается на предыдущую, — бессистемное хождение с пылесосом по комнате каралось суровым наказанием. Имелся единственный правильный способ хранить носки (свернутыми в паре и тщательно отсортированными по цветам); единственный правильный способ ставить посуду в посудомоечную машину, складывать полотенца и галстуки, выбрасывать пакеты с мусором, чистить зубы, водить машину и ее парковать, кормить детей, причесываться и стричься, стелить постель, полировать пол, разговаривать с соседями, писать рождественские открытки, отвечать на телефонные звонки, одеваться, ходить, говорить, думать…

Даже если, входя куда-либо, Марк Брукер не произносил ни слова, о его прибытии все равно узнавали все находящиеся внутри. Этот человек не мог войти в комнату, никак себя не обозначив. Казалось, он всегда должен был объявлять о своем присутствии, словно актер какого-нибудь американского ситкома. Когда ее муж открывал дверь, Кэтрин всегда готовилась услышать аплодисменты и заранее записанный на пленку смех.

Марк подошел к жене и навис над ней.

— Добрый вечер, Кэтрин.

— Привет, Марк.

— Ты выглядишь превосходно.

Кэтрин слабо улыбнулась.

— Спасибо.

— Пахнет чем-то вкусным. Что у нас сегодня на ужин?

— Э-э-э… э-э-э… — Кэтрин замялась.

— Что?.. — несмотря на улыбку на лице Марка, его тон был недовольным.

— Курица… Курица в вине… Курица.

— Курица-в-вине-курица. Восхитительно.

Марк заключил лицо Кэтрин в свои ладони и крепко поцеловал ее в губы, а затем развернулся и ушел к себе в кабинет. Она подождала, пока за мужем захлопнулась дверь, а затем торопливо вытерла с губ все доказательства его присутствия в ее жизни.

Кэтрин поставила на стол два прибора; ее губы болели и слегка припухли от поцелуя Марка. Она вспомнила события одного из тех дней, когда они с мужем только еще встречались. Они сидели в одном из баров в лондонском Университетском колледже с несколькими однокурсниками Марка. Кто-то заговорил о работающих женщинах. Последовали анекдоты из серии прицепить жену наручниками к раковине и «Почему женщины выходят замуж в белом? — Чтобы подходил под цвет остальной бытовой техники!» Как все тогда смеялись…

Проводив Кэтрин до дома и стоя на крыльце, Марк спросил ее:

— Ты ведь будешь присматривать за домом, не так ли, милая? Будешь присматривать за домом, растить наших деток, а я буду заботиться о тебе, так что тебе не придется думать вообще больше ни о чем.

Кэтрин улыбнулась.

— Ну, Марк, конечно, я буду сидеть дома, когда у нас появятся дети, но до тех пор я точно успею поработать учителем. Не зря же я получила это образование. Думаю, из меня получится прекрасный преподаватель! Мне безумно нравится сам предмет, и я очень терпелива — в отличие от кое-кого!

— Нетерпеливый, moi[4]? Не я виноват в том, что большинство моих учеников — полные тупицы. Дайте мне ребят получше — эти тупее, чем цветок в горшке! — возмутился Марк.

— Ах, как там в пословице? «Плохому танцору…» Про плохих учителей, наверное, то же самое? — улыбнулась Кэтрин.

Внезапно Марк схватил ее за запястье правой руки, заставив ударить саму себя по лицу, и, расхохотавшись, вскричал:

— Да прекрати же ты себя бить, глупышка!

Он смеялся и улыбался, заставляя Кэтрин наносить себе все больше ударов. Первые несколько мгновений она от неожиданности не поняла даже, как реагировать. Потом разобралась в ситуации и попыталась сопротивляться. Но Марк был гораздо сильнее, и у нее ничего не вышло.

— Прекрати! Прекрати, Кэтрин! Глупенькая!

Кэтрин громко всхлипнула. Прошло несколько секунд, прежде чем Марк вдруг перестал бить ее.

— Милая! Почему ты плачешь?

Полными слез глазами девушка заглянула в его красивые бледно-голубые глаза.

— Потому что ты сделал мне больно, Марк.

Он прижал Кэтрин к себе крепко, обернул вокруг нее полы своего пальто и тихо проговорил куда-то ей в макушку:

— Детка, детка, я же просто пошутил! Я люблю тебя и никогда бы не причинил тебе боль намеренно. Я скорее умру, чем заставлю тебя страдать.

Придя домой и увидев себя в зеркале, Кэтрин с ужасом обнаружила у себя на лице покрасневшие следы от ударов.

Поправляя на столе подставки под приборы, подстаканники и солонку с перечницей, Кэтрин думала о том, как многое из того, что Марк делал и говорил, оказалось ложью. Он бы не предпочел скорее умереть, чем причинить ей боль. Это она знала наверняка.

К восьми часам, когда они с Марком уже поужинали, на кухне начали собираться сотрудники Маунтбрайерз. Кэтрин обходила помещение, разливая вино и минеральную воду в начищенные до блеска стаканы, кивая, улыбаясь и комментируя, когда это было уместно.

— Да, сегодня удивительно хорошая погода.

— Спасибо, у меня все прекрасно, замечательно.

— Доминик? О, знаете, учится.