Карен небрежно зацепил ее левым локтем и подтянул к себе.
- Это "Дирол", будь он неладен! Выброшенные деньги! - юный и практичный муж раскрыл обертку и сунул жвачку в рот новобрачной. - А насчет жены ты абсолютно права: закон есть закон! И моя фамилия в придачу. Так что больше мое поведение тебя волновать не должно - отныне тебя защищает Фемида.
- Ты надоел, балаболка! - пробурчала Олеся. - Там ты меня просто заговоришь.
- Там посмотрим, - неопределенно ответил Карен.
Машина подъехала к аэропорту. Карен чуточку отстал от Олеси, довольно бодро шагающей впереди.
- Спасибо, папа...
- Не за что, - тихо ответил Ашот, с удовольствием наблюдая, как легко идет Олеся. - Сколько тебе еще нужно? - и достал бумажник.
Карен недовольно его отвел.
- Я пошутил. Мы вполне обойдемся.
- Но обещай, что не будешь ни в чем себя ограничивать. И сразу позвонишь в случае необходимости.
- Обещаю, - Карен быстро чмокнул отца. - Целовать Лесю я тебе запрещаю! Она только моя! Привет!
И он побежал догонять Олесю. Такой родной, такой любимый, драгоценный ребенок...
Даже не слишком дальний перелет дался Олеся тяжело, хотя она очень старалась ничем себя не выдать. Но Карен прекрасно видел мокрый, в испарине лоб и судорожно сведенные руки. Ни о чем не спрашивая, он дал ей воды вместе с успокаивающей таблеткой и предложил поспать до посадки.
- Я попробую, - торопливо согласилась Олеся.
Она постаралась честно выполнить обещание: откинулась на спинку кресла, опустила ресницы и приказала себе спать. Самолет лег на крыло и начал провалиться вниз. У Олеси закружилась голова, и она тут же в испуге открыла глаза, вцепившись в кресло.
- Леся, - позвал Карен, - так может продолжаться еще долго, если мы попали в воздушную яму. Не смотри испуганно, лучше всего опять закрыть глаза. Делай как я!
И он с готовностью сомкнул веки. Олеся посмотрела на него маленькой послушной ученицей и сделала то же самое. В его руке ее холодные ладони согрелись, и Карен наконец почувствовал их небольшую тяжесть: Олеся начинала засыпать. Самолет покачивало. Карен вспомнил стихи Витковского и улыбнулся, покосившись на жену: она спала и дышала ровно и спокойно. Карен тоже начинал дремать. Все дальше и дальше уходила Москва, где остались отец, мать, Левон, Полина... Все они, каждый по-своему, думали о них, вспоминали, желали добра. Отец... Карен сонно улыбнулся. Нет, все-таки хороший у него отец, несмотря ни на что. Он крепче сжал ладони Олеси, она зашевелилась и слабо запротестовала во сне, пытаясь высвободиться . Ну уж нет, дудки! Теперь тебе от меня ни за что не вырваться. Со вчерашнего дня у тебя моя фамилия, и жить мы отныне будем по бумаге, а не по любви. Он засмеялся, не открывая глаз. Он никогда не сможет жить без любви Олеси, и если вдруг этой любви не станет, если она вдруг умрет или будет убита, он тут же уйдет. Уйдет навсегда.
Самолет опять лег на крыло. Олеся вздрогнула и вздохнула во сне. Карен приоткрыл глаза и искоса взглянул на нее. Его жена была в полном порядке. Он может быть доволен: воздушная, с разметавшимися волосами, в изумительно сидящих на ней новых брюках. Его жена... Карен наклонился к ней. Теплое дыхание нежно коснулось его щеки.
- Леся, - тихонько позвал он.
- Ты сам приказал мне спать, - пробормотала она. - Вот я и сплю. Зачем ты меня будишь?
- Прости, пожалуйста, я только хотел сказать, что ты невыразимо хороша. Больше не буду, - пообещал Карен и крепко стиснул ее руки коленями.
- Болтун! - удовлетворенно проворчала Олеся.
Самолет стремительно набирал высоту.
Неправдоподобно синее небо над Венецией. Крики гондольеров под окнами и не ослабевающая даже к ночи жара. Первые дни Олеся еще двигалась с трудом, быстро уставала, и приходилось либо возвращаться в гостиницу, либо пережидать где-нибудь в тенечке, пока она отдохнет. И вечером она засыпала рано, едва добредала до номера. Но Карен с удовольствием отметил, что таблетки на тумбочке остались нетронутыми с самого дня приезда, по комнатам носится запах новых духов, а на креслах постоянно валяются непрерывно меняющиеся цветные тряпки. Отец писал, что у них все в порядке, и они уезжают во Флориду. Казалось, Олеся совсем перестала интересоваться любимым вином, но через неделю, когда она, очевидно, начала меньше утомляться, Карен, зайдя вечером в спальню, увидел на ковре пустую бутылку.
- Леся, пойди, пожалуйста, сюда, - позвал юный муж, стараясь сохранить самообладание.
Олеся вошла, безмятежно улыбаясь. Ее настроение тоже показалось ему неестественным.
- Ты можешь объяснить, что это такое? - и он кивнул на бутылку.
- Горничная забыла убрать, - безмятежно ответила Олеся.
- Ах, вот как, забыла убрать горничная! - медленно накаляясь, повторил вслед за ней Карен. - А откуда здесь посудина? И что там было?
- Очень легкое вино, - с давно забытой мелодичностью пропела Олеся. - Можешь посмотреть на этикетку. Я не помню, какое. Не сердись!
И она потянулась к нему. В любом ином случае Карен сразу рванулся бы к ней, но не сегодня.