Что мне делать без тебя?

Чуткий Карен быстро догадался о его состоянии. И догадка еще больше озлобила его. Хотя какие претензии он мог предъявить отцу? Они давно играют на равных, похожие, близкие друг другу не просто по крови, но и по характеру. Да и Мэри нет в живых, а оскорбляться за мать Карен не собирался, несмотря на прежнюю детскую привязанность к ней. Тогда что же? Он не отдавал себе отчета в своих чувствах, но отец не должен был так поступать. Не должен - и все! А теперь еще и страдать!

Иногда Карену становилось жалко отца. Возвращаясь вечером домой, мальчик находил его грустным, нахохлившимся, неподвижно сидящим в кресле, одиноким даже среди детей, старающихся его развлечь. Часто в последнее время к нему подсаживалась Олеся, и он на глазах оживал от ее болтовни, от ее рассеянной безадресной улыбки. Ему явно нравилась эта женщина, близкая подруга Мэри и жена его сына. Ашот стал постоянно привозить Олесе в подарок какие-нибудь пустяки, приводившие ее в настоящий восторг. Она подолгу раскачивалась в кресле, примеряя то один, то другой подаренный им перстень, надевая браслеты, серьги, бусы и придирчиво, с интересом рассматривая себя в зеркало. "Наконец-то занялась своим любимым делом", - думал Карен. И сурово выговаривал смущенному отцу:

- Ты напрасно балуешь ее, папа! Что за новости: беспрерывно таскать ей побрякушки? И без всякого на то повода! Кончится, в конце концов, тем, что я запрещу ей раз и навсегда принимать у тебя подарки!

- Ну почему? - виновато оправдывался отец. - Пусть она радуется...

Карен смотрел на него подозрительно: вдруг он теперь собирается увлечься Олесей? С него станется! Но Ашот делать этого, кажется, не собирался.

Так пробежали три года. Дети незаметно выросли. Карен думал о будущей работе. Весной, как раз перед его дипломом, Олеся неожиданно объявила, что хочет ненадолго слетать в Германию. Карен отложил книгу и внимательно оглядел любимую. В Германию? С чего бы это? И к кому?

- К своей старой приятельнице, ты ее не знаешь, - бойко защебетала Олеся. - Я не видела ее много лет, и она очень зовет меня приехать. Я ненадолго.

Ну, к приятельнице так к приятельнице. Джангиров невозмутимо бросил на стол деньги.

- Я буду ждать тебя, - сказал он с полнейшим самообладанием и, помолчав, бесстрастно добавил: - Никогда не пробуй вызывать из небытия призраков, Леся. Они должны быть там, куда ушли.

Олеся посмотрела сквозь него. В мыслях она давно уже была в Германии.

Письмо было неожиданным и коротким. Валерий писал, что просто хочет ее увидеть. Просто увидеть - и ничего больше. А приятельница, действительно, существовала, Олеся никого не обманывала. Ее старая знакомая, учительница, которая несколько лет назад уехала в Штутгарт. Правда, она Олесю не приглашала, но та сама довольно нахально набилась в гости, выдумав путешествие по Европе, и улетела. Поскольку она, конечно, не оповестила ни свою знакомую, ни Валерия, никто не знал, когда и куда она прилетает. Два дня она звонила Валерию в Мюнхен по телефону, который упорно не отвечал. Наконец Малахов взял трубку.

- Валерий, - возмущенно выпалила Олеся, - ты что, спятил? Я ищу тебя третий день, думала, ты дал мне неправильный номер, а ты где-то шляешься!

Малахов хмыкнул

- А кто меня поставил в известность о прилете? Или ты рассчитывала на мою богатейшую интуицию?

- Ну, знаешь! - продолжала разгневанная Олеся. - Я лечу к тебе, думаю, что ты меня ждешь...

- Где? На аэродроме в Бонне? Я все-таки, грешным делом, рассчитывал, что Карен тебя хоть чуточку перевоспитает. Абсурд! Тебя воспитать невозможно! Откуда ты звонишь?

- Из Штутгарта, откуда же еще! - в негодовании закричала Олеся. - Я ведь писала тебе, Валерий!

- Ну, это маловероятно! - спокойно возразил Малахов. - Во всяком случае, я ничего не получал, потому что ты, наверное, перепутала адрес. И свой, очевидно, тоже, раз письмо к тебе не вернулось. Записывай, дорогая, и постарайся на этот раз не ошибиться. У тебя есть хотя бы ручка и клочок бумаги?

- Сейчас поищу, - утихая, ответила Олеся. - Диктуй...

У них было всего два часа в Мюнхене. Ему нужно было срочно уезжать - в свои дела он ее так и не посвятил. Она улетала домой на следующий день. Они провели это время в его машине.

Валерий увидел Олесю издалека. Она шла точно так же, как раньше, проплывая над землей и едва удостаивая ее своими королевскими прикосновениями. Точно так же поглядывала по сторонам и, казалось, никуда не спешила - да и куда ей было спешить? Валерий смотрел на нее и думал, что прошли годы, а кажется, все было только вчера: Москва, квартирка Олеси, маленькая Полина... Только вчера он целовал эту женщину, только вчера она сидела напротив, глядя сквозь него, не слыша его и не видя... Страшная иезуитская память, преподносившая ему на каждом шагу сомнительные подарки, оказалась неподвластной времени, словно по воле и прихоти Олеси сохранила именно то, что он не желал и не собирался помнить.