Что мне делать без тебя?

"Как ты там сейчас, беленький дружочек? — подумал Карен. — К кому теперь прижимаешься бедром? Кому опускаешь свои невесомые ладошки на плечи?"

Сонечка тихо, неодобрительно сопела и жалела девочку и мальчика. Правда, это был очень сильный и уверенный в себе мальчик, победитель. Однако даже Наполеон проиграл сражение, ставшее для него роковым.

Полина взахлеб делилась с Сонечкой в своей комнате последними данными о новом конкурсе красоты, перечисляя имена и фамилии красоток, а также размеры их груди и бедер.

— Какая память! — хлопнул себя по коленям Карен. — Такая же блестящая до сих пор у моего отца. Хот я тоже пока не жалуюсь.

Олеся молча тянула из стакана яблочный сок.

— Отец помнит наизусть целые страницы из книг и статей, запоминает заголовки, цитаты, стихи… Они словно фотографируются, отпечатываются у него в голове.

— Ты очень любишь отца?

Мальчик ласково и задумчиво улыбнулся.

— Наверное, да. В чем-то мне иногда даже хочется походить на него. Хотя я никогда не анализировал свое отношение к родителям. И мама мне ближе. Мне с ней всегда проще. Только иногда она пристает с ненужными вопросами, — Карен засмеялся. — Кто звонил, да зачем, да где я задержался, да почему мышку зовут Сонечка…

— А почему? — живо и заинтересованно спросила Олеся.

Карен насмешливо и выразительно округлил глаза.

— А почему ей не быть Сонечкой? По-моему, ей страшно подходит это имя: оно для тихих, беленьких и аккуратных.

— Да? — удивилась Олеся. — А мое?

— Ваше? — Карен задумался только на секунду. — Оно свойственно непостоянным, противоречивым, нервным, имеющим серо-голубой цвет, скорее, оттенок.

— Цвет? Так считала Наташа Ростова. Значит, у каждого человека свой собственный цвет?

— А как же! И еще свое звучание, свои погодные условия. Обязательно. Но сейчас я буду честным и признаюсь, что не читал "Войну и мир", очень уж тоскливо и длинно… Хотя получил за сочинение пятерку. Иногда приходится врать. — Он засмеялся. — Один — ярко-зеленый, другой — темно-коричневый, третий — розово-полосатый… Бывают и в бордовую крапинку, и в желтую клетку. С цветом кожи это никак не связано.

— А Полина? — спросила Олеся.

Карен секунду помолчал.

— Она светло-сиреневая, чисто сиреневая, без примесей. Безветренная, в минорном ключе, как "Весенняя соната" Бетховена.

— А твой отец? Это все очень забавно… А мой? Ты ведь его видел?

Казалось, Олеся уже совершенно забыла о больном и несчастном Валерии, лежащем сейчас у Глеба. Карен был очень доволен. Ему хотелось понравиться и показать себя.

— С моим все просто: ровная и четкая крупная черная клетка на темно-сером фоне. И никаких дождей. Увертюра к опере Глинки "Жизнь за царя". Мама — бледно-голубая, как небо после жаркого дня. Полонез Огинского. А с вашим отцом значительно сложнее: вообще он ярко-синий, но очень много бурь, ураганов, почти цунами. "Паяцы" Леонкавалло. Дина — темно-зеленая, тоже с грозовыми периодами. "Аида" Верди.

— А моя музыка?

— Туман и танцы Дворжака, — четко ответил мальчик и снова уставился немигающим взором на Олесю, заставив ее смутиться. Он заходил все дальше и дальше, упорно двигался вперед по пути завоеваний, не желая думать ни о последствиях, ни об остановках.

В дверях внезапно появилась сияющая Полина. Сонечка доверчиво сидела у нее на плече.

— А можно, Сонечка немного побудет у меня? — с надеждой в голосе спросила девочка. — Хотя бы один день!..

— Ну, конечно, можно, — с готовностью согласился Карен. — Если хочешь, я буду приносить ее тебе. Только вот подарить, извини, не могу: мой младший брат Левон сойдет с ума от тоски, разлучившись со своей зверюгой. Он ее просто обожает.

Полина обрадовалась.

— Хорошо! Я буду делить ее с Левоном и брать себе совсем ненадолго.

Это было первое в жизни Поли, что она разделила с незнакомым ей пока мальчиком.

— А где она будет у нас жить? — спросила Олеся.

Дочка постояла несколько минут в задумчивости.

— Я сейчас придумаю, — и помчалась на кухню устраивать домик для мышки.

— Тебе уже пора ложиться! — крикнула Олеся в глубину квартиры. — Так что заканчивай там поскорее!

— Да, да, я очень быстро, — торопливо ответила дочь. — Поселю Сонечку, и мы с ней вместе ляжем спать.

Карену стало неловко. Вечер клонился к ночи, нужно было вежливо прощаться и уходить, но делать этого не хотелось. Сидеть вот так напротив Олеси и смотреть на нее, слушать щебет Полины и не вспоминать о долге, обязанностях, морали и прочих скучных и бесполезных вещах. Опротивело думать и о родителях. Они становились в последнее время все зануднее, дотошно расспрашивая сына о его настроениях и симпатиях. Карен оставлял для них явным и открытым только одно свое увлечение: учебу. Остальное не для них. Во всяком случае, пока. Где гарантии, что его правильно поймут? А если нет подобной уверенности, держи свои чувства при себе. Зачем афишировать, что ты в душе же прочно связал себя и маленькую женщину незримыми нитями, слил в одно целое на долгие годы. Лучше всего — навсегда.