Что мне делать без тебя?

Олеся положила трубку и быстро оглянулась. На нее в упор смотрели темные проклятые очи, в огне которых давно сгорели Дина, Люда и многие другие. Только костер разожжен не про них. В нем отражалась одна только двадцатисемилетняя маленькая женщина. И Карен собирался бороться за нее и обязательно победить. Олеся тихо вздохнула и нахмурила слушающие брови. Этот мальчик пришел слишком поздно, но все-таки пришел. И разве он так сильно опоздал? Еще можно успеть начать все сначала. На нее упорно смотрели темные, бесстрастные, немигающие глазищи…

Зонт задел низко склонившиеся над тротуаром ветки, и четкий ритм дождя на секунду сломался: сверху обрушился маленький водопад и рванулся по ребрам зонта вниз. Женщина в красном плаще остановилась рядом с Кареном и спросила, глядя внимательно ему в лицо:

— Что ты все время здесь делаешь, мальчик?

Его манеры и внешность не внушали подозрения, но проверка не помешает.

— Жду, — честно ответил Карен и улыбнулся.

Женщина тоже улыбнулась:

— Свою девочку?

И пошла к дому.

Уже с утра низкое серое небо сочилось крупными тяжелыми каплями, а к вечеру машины скользили с запотевшими изнутри, словно заплаканными стеклами. В Москве шли последние дожди теплой осени.

5

Мышь жила в нижнем ящике письменного стола. Это была маленькая белая мышь со сдержанным характером, аккуратная и задумчивая. В память о своем летнем пушистом одуванчике Карен назвал мышь Сонечкой. Ее подарила Карену хорошенькая и так умело обращавшаяся с кастетом Дина Умберг, тонкая, нежная, от которой всегда трепетно пахло. Она улыбалась ласково и заискивающе. А потом вдруг принесла мышь, которая жила дома у ее папы-биолога, и подарила Карену.

— Это тебе! Такой вот странный подарок…

— Спасибо, Дина! — ответил, поклонившись, юный Джангиров.

Мышке не хотелось уходить от девочки, но пришлось переехать в письменный стол. Там ей стараниями восхищенного Левона, удивленной Маргариты и спокойного Карена устроили домик из картона, утеплили его, поставили еду на тарелочке и налили воды. Просыпаясь утром, Карен теперь первым делом выдвигал нижний ящик и заглядывал внутрь.

— Здравствуй, зверь! Как дела?

— Хорошо, — задумчиво отвечала Сонечка.

Прибегал заспанный Левон и целовал Сонечку в нос. Потом он начинал подсовывать ей сахар, печенье, конфеты.

— Не порти мышке зубы! — просил Карен. — Ей вряд ли можно будет поставить коронки.

Один раз в припадке любви Левон посадил Сонечку в хрустальный бокал. Она посидела на дне, повозилась там немного и притихла. В бокале ей не нравилось: он был холодный, скользкий и чересчур светлый. Солнце преломлялось в хрустальных гранях и слепило Сонечку. Карен сердито вытащил ее, посадил к себе на плечо и спросил:

— Ты будешь ходить со мной в школу, зверь?

— Конечно", — ответила Соня.

С этого дня Карен начал прихватывать беленькую Сонечку на уроки, в течение которых она тихо и смирно, не высовываясь, сидела у него за пазухой. Чтобы порадовать одноклассников, на переменах Карен выпускал ее, и Сонечка гуляла по его плечам, по подоконникам, по рукам мальчиков и девочек, старающихся перехватить живую игрушку друг у друга. Вечерами Соня развлекала Карена во время его обычных дежурств у дома Олеси. От дождя Карен прятал мышь поглубже, но она все равно часто выставляла любопытный нос и водила им по сторонам.

Теперь стоять стало значительно интересней: Карен был уже легализован. Подходила Полина, с большим интересом рассматривала Сонечку и приглашала в гости. Девочка смотрела жалобно: ей хотелось ввести мышку в дом. Карен вежливо отклонял приглашения. Один раз подошла Олеся, глянула тревожно и вопросительно, заметив, что Карен совсем не заботится о своем здоровье и легкомысленно относится к жизни.

И Карен четко ответил:

— Да я никак не отношусь к ней, это она ко мне как-то относится. И пока не слишком хорошо.

Олеся тяжело вздохнула, повернулась и ушла. Но жизнь делала свое дело. У каждого свои дела.

Однажды приехавший поздним вечером Валерий нехотя приблизился к Карену и остановился, пристально рассматривая темноглазого упрямца. Малахов начинал ненавидеть мальчика. В школе он больше не мог спокойно выносить его голос, видеть эту гибкую, невысокую фигурку. Директор все чаще и чаще подумывал, что пора собираться в дальний путь. Уходящий человек — просто уходящий человек…

— Послушай, Джангиров, — резко сказал Валерий, — может быть, ты объяснишь мне, что все-таки происходит? Ты уже взрослый и должен сам отвечать за свои поступки. Чего ты здесь торчишь вечерами? Тебе нечего делать?