Что мне сказать тебе, Мария-Анна

– Он сам написал мне письмо и предложил встретиться, только он и я. Правда он позволил мне взять в сопровождение одного из протикторов. Мы встретились, он показал мне издалека Роберта, живого и здорового, и потребовал гигантский выкуп за него. Иначе, как он сказал, он пришлет мне сына по частям. Однако во время этой встречи меня незаметно сопровождали лучшие из следопытов Согье. Когда я рассталась с Гуго, им, хвала Небесам, удалось выследить этого негодяя. Они ворвались в его логово и пленили его. По счастью Роберт был рядом с ним.

Шон смотрел на королеву во все глаза, ловя каждое её слово. Он ни на миг не усомнился в её словах, припомнив о её таинственной поездки неизвестно куда в компании одного лишь Ольмерика и предположение Луизы что это скорей всего была встреча с Гуго Либером.

Мария-Анна глядела на молодого человека с тревогой. Она ждала что он вот-вот опять поднимет тему "Гуго Либер – король Джон". Но казалось Шон полностью забыл об этом.

– Как хорошо, что всё хорошо кончается, – улыбнулся он. – А баронов, Мари, мы усмирим, не сомневайся.

Он снова наклонился над Марией-Анной и начал целовать её шею. Его рука скользнула к женской промежности.

– Шон, Шон, я прошу тебя, не надо, не сейчас. – Мария-Анна попыталась отодвинуться от него. – Я правда очень устала и мне надо отдохнуть перед завтрашним днем. Прошу тебя, Шон. Тебе сейчас лучше уйти.

Граф Денсалье, вняв её словам, остановил свои наступательные действия.

Мария-Анна передвинулась к краю кровати и ступила на пол. Она прошла к комоду, вытащила несколько благоуханных платочков и принялась вытирать шею, грудь, живот, бедра, пах. Шон самодовольно наблюдал за ней и она остро чувствовала это. "Я больше никогда не буду для него королевой", подумала Мария-Анна, "теперь для него я обычная женщина или того хуже просто девка, которую можно класть на живот и удовлетворяться как хочешь. Точно также как и любой другой".

Кое-как приведя себя в порядок и надев белье, она сказала:

– Будь добр, помоги надеть платье, которые ты так ловко с меня снял.

И он радостно бросился помогать.

Когда же он наконец ушел, прихватив свой грозный толедский клинок, Мария-Анна тяжело опустилась в кресло и закрыла глаза. "Этот мальчишка мог разрушить всё, но слава богу удовлетворился одной маленькой подачкой." Она невесело усмехнулась: "Правда вот в качестве подачки оказалась я сама".

Она еще недолго посидела и затем поднялась. После всего случившегося её решимость остаться королевой окрепла, а значит Гуго Либеру придется познакомиться с Хорхе Алонсо Родригесом, славным идальго из солнечной Эстремадуры.

Мария-Анна вызвала Ольмерика. Тот вошел в будуар.

Перед этим Мария-Анна потушила несколько масляных светильников в комнате, дабы затемнить помещение. Ей не хотелось, чтобы зоркий норманн увидел её слегка помятый внешний вид и возможно сделал из этого некоторые смелые выводы. Не то чтобы её сильно волновало, что там Ольмерик себе думает о её нравственности и целомудрии, но всё же конкретно это "приключение" с Верховным командором ей сейчас совсем не хотелось афишировать.

Она протянула ему сложенный лист бумаги с вопросами для Родригеса.

– Вот, передай это садовнику, – приказала Мария-Анна. – Скажи ему он может начинать. И, если нужно, помоги ему привязать нашего гостя к креслу.

60.

Мария-Анна стояла у окна и барабанила пальцами по стеклу. Ей было жутко не по себе. Что-то было не так. Неправильно. Она изо всех сил старалась не думать о Гуго Либере, Хорхе Родригесе и том что происходит где-то там в маленькой комнатке. Только не об этом. Её это не касается. Главное это Роберт. И главное к завтрашнему вечеру всё еще быть королевой. Она старалась думать о Шоне Денсалье. Как теперь с ним поступить? Насколько он может быть опасен? Но не могла. Мысли снова переключались на то что происходило сейчас. Она подумала о трех индейцах муиска. О том как они наверно покорно, подчиняясь ему как господину, пошли за Родригесом в лес. "Как именно он их мучил?", спросила она себя с содроганием. Наверно как-нибудь чудовищно жестоко, ведь они дикари, полулюди-полуживотные и, если в нем есть или когда-нибудь была хоть толика человеколюбиям, несомненно на дикарей это не распространялось, и он скорей всего никак себя не обуздывал. Марии-Анне стало страшно. Но непонятно чего конкретно она боялась. Она то и дело напоминала себе, как ясно дала понять испанцу что Гуго непременно должен остаться в живых и конечно же Родригес не посмеет не выполнить этого. А значит он будет пытать его не сильно, как-нибудь… она не находила подходящего слова, нежно? Она почувствовала отвращение, омерзение. "Но он украл Роберта", попыталась убедить она себя. И теперь использует невинного ребенка, чтобы отнять у неё корону, он заслуживает этих страданий.