Что мужчины думают о сексе

- От кого сообщение?

А? Я не заметил, что там что-то было. Элен нажала «воспроизведение», и, когда электронный голос (разве Стивен Хокинг не получил за свои книги достаточно гонораров, чтобы не подрабатывать автоответчиком[48]?) сообщил нам время приема сообщения, вдруг заскрипел мой собственный голос: «Алло?» Потом голос Ханны: «Привет, это я, включи «Би-би-си-2»…» Очевидно, я не успел вовремя снять трубку, штуковина включилась на запись, а я и не заметил. Элен остановила запись и собралась уже ее стереть, но я попросил оставить.

- Конечно, - зевнула она, пошла к себе и рухнула в кровать.

Выключив телик, я подошел к автоответчику и снова нажал «воспроизведение». Наши с Ханной голоса звучали из маленького динамика, как голоса актеров в радиоспектакле. Нет, это не спектакль. Это живая запись. Живой разговор между живыми людьми. И, как ни странно, ни один из этих двоих не был мной. Я слушал двоих людей, которых никогда раньше не встречал, и судил о них, как судил бы о незнакомых, оценивал их комментарии, их ум, пытался угадать, какие чувства они испытывают друг к другу.

И каково мое мнение об этих людях после того, как я прослушал их перескакивающий с одного на другое разговор? Это два самых счастливых человека на свете. Они знали друг друга, понимали друг друга, веселили друг друга. Они сидели на своем крохотном островке, посреди океана человеческой неопределенности, сидели вдвоем и с удовлетворением смотрели на проплывающие мимо корабли и бьющие о берег волны. И ничто их не волновало.

Наш автоответчик не рассчитан на длинные сообщения, так что разговор не уместился полностью. Фоном пел Принс, хотя должен признать, я не обращал на него внимания.

Во всяком случае, пока он не добрался до последней дорожки. Тогда уж я обратил внимание. Потому что на последней дорожке был «Пурпурный дождь». И как только первый струнный аккорд заполнил комнату, оттенив голоса с автоответчика, я вдруг снова стал самим собой, а Ханна - Ханной. И я вспомнил, как в первый раз сравнил ее с этой песней. Это было в субботу днем, мы были на кухне, готовили чай, чтобы взять с собой в постель (да, это была именно такая суббота). Я стоял у нее за спиной и обнимал ее, мы ждали, когда закипит чайник, и тут по радио раздались аккорды из «Пурпурного дождя». Я прижался лицом к ее шее и вдыхал ее чудесный запах, она была так же прекрасна, как эти аккорды, и это вдруг стало мне так очевидно, что я, не успев понять, что произошло, сказал ей об этом.

Пока играла музыка, заглушая наши голоса на автоответчике, я думал о жарком до боли дне в Грин-парке семь лет назад, когда мы не успевали съесть мороженое, потому что оно таяло. Думал о выпускном вечере в колледже, о том, как от вида Ханны у меня перехватило дыхание. Думал о субботнем дне в «Уотерстоуне»[49], - она нежно поцеловала меня в плечо, пока мы ждали, когда продавец считает штрих-код с какой-то чертовой книги.

И я заплакал, это были слезы умиротворения и утешения, и я никогда так не плакал.

А потом я понял.

Меня так и подмывает сесть и рассказать вам, что жизнь иногда дает понять, что вы идете вперед, что одна глава вашей жизни окончена и начинается другая. Впрочем, это разговоры для шестидесятивосьмилетних, а не двадцативосьмилетних. Но могу сказать, что именно в этот момент и случилось это «иногда». Пока я сидел, слушая голос Ханны, «Пурпурный дождь» просочился сквозь наши слова и превратился в сонм воспоминаний и миллион надежд, и я понял, что Ханна и есть моя единственная.

Когда зазвучали финальные аккорды, наш разговор заканчивался. До конца оставалось две минуты и восемь секунд. Я это знаю, потому что сидел и смотрел, как плеер отсчитывает время. Вот я поблагодарил за ужин, Ханна сказала что-то про сериал, а вот фортепьяно и струнные взяли последние ноты. А потом мы повесили трубки, я остался один на пепелище, и по моей щеке тихо скатилась последняя слеза.

Зажужжал плеер, и все замолкло. Мне нужно было позвонить в пару мест. Я взял трубку и набрал номер.

Тим, в халате, еле продравший глаза, - не самое приятное зрелище в два часа ночи.

- Это что, не может подождать до утра?

- Заткнись и дай мне выпить. Чего-нибудь покрепче.

Пока он готовил выпить, я опустился на колени у телевизора и вытащил из хранилища хартию. Потом встал и снял плакат. «Последний раз, Аль, - сказал я, кладя его на пол. - Последний раз, а потом все будет кончено. Больше никакой канители вокруг «Человека со шрамом». Я прикнопил хартию к стене.

Тим вернулся с виски для меня и чаем для себя и сел на диван. Загипнотизированный видом пара от чашки, он едва ли осознавал, что я говорю.

- Джентльмены, - начал я, - мы собрались сегодня ночью на заседание комитета Кубка Клары Джордан-пяти-с-тремя-четвертями-футов-ростом.

Тим тупо зевнул и почесал голову.