Что мы думаем о машинах, которые думают. Ведущие мировые ученые об искусственном интеллекте

Что это в действительности значит? И кому судить? Что такое «всё»? И что такое «менять»? Что такое «до», и что такое «после»? Нам надо бы сначала договориться о текущем состоянии дел, что само по себе достаточно сложно. Свободны ли мы, например? И свободны от чего? Является ли биология системой, допускающей свободу? В определенной мере да. Является ли демократия системой, допускающей свободу? Да, но лишь теоретически и не всегда, а в последнее время, к сожалению, все реже. Является ли капитализм системой, допускающей свободу? Не для всех, это уж точно.

Так важен ли вопрос о свободе, стоит ли к ней стремиться? Да, если больше всего мы боимся, что мыслящие машины будут над нами доминировать. Но должны ли мы так думать о них? Негативное мышление — то же самое, что критическое? Критическое мышление — подходящий способ для получения подлинно новых идей? Или это онанистическая логика, нацеленная на то, чтобы удовлетворять себя, не принимая во внимание других или внешний мир? К кому мы обращаемся через критику? К людям, которых хотим в чем-то убедить? Это возможно? Или это химера? Странный ход мысли, причуда «просвещенного» сообщества?

Не то чтобы прогресс недостижим. Очень даже наоборот, и мыслящие машины тому свидетельство. Может быть, идея прогресса не так уж неразрывно связана с идеей человечества. Может быть, люди — не вечные носители этой идеи. Может быть, она в какой-то момент отделится от людей и сконструирует собственную реальность. Может быть, в этом и заключается суть мыслящей машины — различие, зеркало, повод поразмышлять. Свобода от нас. Свобода от бремени человечества и его истории.

История человечества в немалой степени состоит из нагромождений одной мифологии на другую и усердных попыток разобрать эти завалы, рассортировать их и упорядочить, как если бы мы строили баррикады только для того, чтобы их разбирать, обеспечивая себя таким образом смыслом и целью жизни. Нелепо, как многое из того, что мы, люди, обычно делаем. Потому думать о машинах — значит думать о людях не совсем как о людях. Что освобождает нас от всех традиций, в которых мы запутались, — от старых представлений о порядке, жизни, счастье.

Семья, дружба, секс, деньги — все может быть другим. Это не единственные ответы на вопрос о свободе человека и о том, как ее создавать и, что еще важнее, как ее ограничивать. Мыслящая машина — это необходимый знак вопроса, стоящий за нашим существованием. Это пропуск — как любая жизнь. Мыслящая машина предлагает нам возможность освободиться от эволюционных, психологических, неврологических домыслов. В совершенно антигуманно гуманистическом смысле, в романтической традиции Э. Т. А. Гофмана, она может стать поэтическим, а следовательно, политическим проектом.

Она может освободить нас от нас.

Безупречный искусственный интеллект — это что-то из области научной фантастики

Эдуардо Сальседо-Альбаран

Философ; директор Scientific Vortex, Inc.

«Сознательная» или «мыслящая» машина должна вести себя эксцентрично — иногда глупо, а иногда умно. Человеческое «разумное» поведение связано с непредсказуемыми колебаниями между эмоциями и разумом, в этом весь Homo sensus sapiens[127]. Как ни парадоксально звучит, наш вид характеризуется в равной степени (и в случайной пропорции) глупостью и разумностью.

Нам известно, что мы обладаем сознанием, хотя нет какого-то определенного способа это доказать. Наблюдая со стороны, также невозможно проверить, что кто-то или что-то обладает сознанием. Мы только принимаем сигналы — звуки, жесты, выражения — и делаем вывод о наличии такового.

Любая программа или робот может произнести слова: «Я разумен» или «У меня есть сознание», но это не доказательство разумности. В практическом смысле сознание и разум — вещи воспринимаемые и приписываемые. Такое приписывание зависит от нашей эмпатии и критериев антропоморфизма. Мы склонны делать вывод, что другие обладают сознанием, если они действуют, выглядят или (например, в тесте Тьюринга) отвечают на вопросы как мы. Тест Тьюринга — это социальный эксперимент, он демонстрирует, как мы воспринимаем машину и приписываем ей разумность, но не доказывает, что машина мыслит. Это социальная игра, в которую мы играем каждый день. «Мыслящая машина» на самом деле — машина социальная, а не функционирующий, но изолированный разум.

Идея создания одной-единственной разумной машины, которая разрешит все тайны реальности посредством безупречной логики и произведет на свет новый вид, — это что-то из области научной фантастики. Идея сингулярности — не горизонт событий, а бесконечный труд.