Что мы пожираем

Джулиан и Мак, оставайтесь завтра дома. Не беспокойтесь обо мне и обо всем, что услышите. Не выходите из дома без крайней необходимости. Люблю вас. Лорена.

Достаточно расплывчатая формулировка – естественно, они будут беспокоиться, когда узнают, что я завтра буду в суде. Я просунула записку под дверь, чтобы ее забрал один из придворных гонцов, и прижалась лбом к твердому дереву.

– Лорена, – сказал Крик, наклонившись к моему уху, – открой Дверь.

В дверь постучали. Я отшатнулась, и врезалась в кровать. Крик исчез – и ничего не говорило о том, что он когда-то появлялся здесь. В дверь постучали еще трижды.

– Лорена, – позвал наследник, – открой дверь. Нам нужно поговорить.

Глава двадцать третья

Я открыла не сразу: мне потребовалась секунда, чтобы собраться с мыслями. Весь мой план, если его вообще можно так назвать, зависел от душевного состояния наследника. Его мать отняла у него то, что он любил больше всего на свете. Он в одночасье лишился возможности продолжать свои исследования и потерял одного из немногих своих друзей.

На улице сгущались сумерки. Тени плясали в темноте вокруг отблесков лунного света. Звезды обратили свои любопытные взгляды в мои решетчатые окна. Я приоткрыла дверь, и наследник кивнул мне. Я ткнула его в плечо. Он казался вполне реальным.

– Довольна? – на нем не было пальто и перчаток, рукава его рубашки были закатаны. Я впервые увидела красный знак, вырезанный у него на груди. – Ты как-то говорила, что мою мать нужно остановить.

– Заходи, – я жестом пригласила его в комнату и закрыла дверь. – Во-первых, ты должен знать, что мы с Карлоу и Бэзилом продолжили экспериментировать с Дверью.

Он склонил голову набок.

– Понимаю.

– У нас получилось не совсем то, на что мы рассчитывали – но у нас получилось. – Я усадила его на кровать и отодвинула стул от стола так, чтобы сидеть напротив него. – Я пойму, если ты рассердишься. Но пять месяцев – не такой большой срок. А это прогресс.

– Я не сержусь на тебя, – мягко сказал он, – но она моя мать.

Я потянулась к нему, и он вздрогнул. Мой грехотворец развернулся вокруг меня, как расстегнутый плащ. Мягче, мягче, казалось, пытался сказать он. С наследником нужно быть очень нежной. Возможно, он даже не знает, каково это.

– Она собирается связать меня, Алистер. А потом заняться нашей сделкой. Она убьет нас и всю Цинлиру. – Я слегка наклонилась к нему, как Джулиан наклонялся всякий раз, как пытался затащить меня в постель. – Ты много лет исследовал Дверь. И все ради чего?

Он отвернулся от меня.

– Какой эксперимент вы провели?

– Мы взяли части тела Крика и посмотрели, получится ли с их помощью замедлить восстановление Двери после того, как мой грехотворец уничтожит гранулы. – Я замолчала и отвернулась, перебирая бумаги на столе. Он встал рядом со мной и коснулся пальцами моего рукава. Я замерла. – Со вчерашнего дня я не проверяла результаты эксперимента, но дым не превратился в гранулы, как обычно. И даже если это произойдет, скорее всего, гранулы не смогут уничтожить контейнер и воссоединиться с остальной грязью.

– Это самый большой прогресс, которого удалось достичь. Крику бы это понравилось. Я ведь знал его всю свою жизнь, – он сжал край моего рукава двумя пальцами и потянул мою руку к себе. – Она хочет, чтобы ты правила вместе со мной. Стала моим советником.

– А ты этого хочешь, Алистер? – спросила я, поворачиваясь к нему. – Чтобы тебя помнили как сына Расколотого суверена, который просто стоял и смотрел, как она пожертвовала десятой частью населения Цинлиры и спасла от вторгшихся в наш мир Грешных лишь немногих избранных?

– Нет, – прошептал он. – Я хочу совсем не этого.

– Ты как-то сказал, что она не позволит Двери поглотить нас всех, потому что мертвыми нельзя править, – прошептала я. – Но если она жаждет власти и хочет, чтобы ее боялись, что может быть лучше, чем стоять во главе страны, основой власти в которой являются жертвоприношения, и смотреть на выживших сверху вниз?

Я сделала маленький шаг вперед, и он отступил назад. Я сделала еще один шаг. Его лодыжки ударились о мою кровать. Я толкнула его и опустилась на колени у его ног.

– Алистер, она заставила меня убить его. Что еще она заставит нас сделать? – спросила я.

Он глубоко вздохнул.

– Я буду плохим сувереном. Я не интересуюсь политикой.

– Но у тебя есть я, – я говорила осторожно, медленно, позволяя срываться с губ по одному слову зараз. – Если бы ты был сувереном, ты мог бы поручить другим заниматься придворными обязанностями. Никто и не подумает ставить под вопрос твои исследования. У нас есть всего пять месяцев. Представь, что бы ты узнал за это время, если бы мог полностью погрузиться в исследования? Представь, что мы могли бы создать.

С такого небольшого расстояния я заметила, как загорелись его красные глаза.