Что мы пожираем

Карлоу и Бэзил были в лаборатории. Глаза Бэзила были красными, руки Карлоу дрожали. Я поставила на стол коробку, в которой были части тела Крика. Карлоу поставила рядом миску с красной грязью.

– Ты уничтожаешь несколько гранул, а мы заключаем то, что осталось, в ящиках, сделанных из частей тела Крика, – сказала Карлоу. – Посмотрим, будут ли гранулы восстанавливаться, если поместить их в части тела благоосененного.

Бэзил вздрогнул.

– Сначала создаем контейнеры, – отстраненным голосом сказала Карлоу.

Мы сели в круг на полу, положив между нами части тела Крика и Дверь, и заключили контракты с нашими благотворцами.

Карлоу сделала из костей Крика шкатулку с такой тонкой стенкой, что через нее можно было видеть, что происходит внутри. Бэзил смастерил из его плоти и крови маленькую шкатулку с секретом. Я сделала из его сердца сундучок размером не больше моей ладони, который нельзя будет открыть, как только я закрою крышку. Чтобы сделать свой контейнер, я пожертвовала кое-какими из последних хороших воспоминаний о маме, а Бэзил ради своего отдал почти всю свою кровь. Карлоу отказалась рассказать, какую принесла жертву. После этого мы восстанавливали силы почти два часа. Наши творцы скулили от боли.

– Положи в каждый контейнер по три гранулы, – пробормотала Карлоу. – Давай покончим с этим.

Она положила в два контейнера по три гранулы. Я уничтожила все шесть, принеся в жертву кровь Карлоу. Она сразу же потеряла сознание. Как и в прошлый раз, от гранул пошел дым. Бэзил заметил дым и в миске. Я запечатала в последнем контейнере еще три гранулы. Мои творцы рухнули мне на плечи. Осознание их присутствия меня успокоило.

– Сегодня я больше ничего не могу сделать, – прохрипела я.

Бэзил кивнул.

– Думаю, больше ничего нам делать не нужно.

– Получилось? – пробормотала Карлоу, прижавшись лбом к полу.

Бэзил повертел шкатулку в руках и передал ее мне.

– Взгляни сама.

Я чуть подвинулась, чтобы Карлоу тоже могла заглянуть внутрь.

Внутри коробки извивался и бушевал черный дым уничтоженных частиц двери. Но новых гранул не было.

Я заглянула в свой сундучок. Гранулы не восстановились и там.

– Что ж, – сказала Карлоу, – наконец-то и он принес хоть какую-то пользу.

Глава двадцать вторая

Суверен пришла ко мне в комнату на следующий день в полдень. Она не постучала и не попросила разрешения войти. Она посмотрела на бумаги на моем столе и на мое измученное лицо. По выражению ее лица я поняла, что она ожидала от меня большего.

– Знаешь, почему ты мне нравишься? – спросила она.

Я склонила голову.

– Нет, ваше превосходительство. Скажу честно, мы с его величеством думали, что вы меня убьете.

– Вот видишь? Моя слава бежит впереди меня, – она посмотрела на меня и улыбнулась. – Я бы так и сделала, если бы ты была не такой интересной. Но я вижу, что под твоим бахвальством и фальшивой честностью скрывается такая же злоба, как и у меня. Неужели Лощина и правда была пределом твоих мечтаний?

Я совсем на нее не похожа.

Мне нужна семья. Мне нужны Джулиан и Уилл. Мне нужен Мак. Мне нужен дом.

– Да, – сказала я, и на лице суверена появилось разочарование. – Я хотела выжить.

– И такая жизнь тебя устраивала? – она села за мой стол и скрестила лодыжки. Ее платье изящными складками спадало на пол, ее лицо обрамляли мягкие локоны. Она жестом пригласила меня сесть на кровать. – Ты больше ничего не хотела добиться?

– Я не хочу, чтобы это звучало как оскорбление, – медленно сказала я, усаживаясь напротив нее. Я не лгала: я не хотела оскорбить ее. – Я всегда хотела расти в безопасности. Всегда хотела, чтобы мне было кому доверять. Я хотела, чтобы у меня был дом. Семья. У вас это было всегда. Вам этого не понять.

Когда таким людям, как она, говорили неприятную правду, они всегда защищались. Ее оскорбил тот факт, что есть что-то, чего она не могла понять.

И она убила свою семью.

Она глубоко вздохнула, на ее лбу появились морщины.

Я продолжила прежде, чем она успела договорить.

– Ваша жизнь всегда была недостижимой мечтой, – сказала я и повела рукой вокруг. – Все это было недостижимо.

– Ты двуосененная, – сказала она. – Для нас на свете нет ничего недостижимого.

– Мама боялась того, что может случиться, если меня захотят прибрать к рукам сразу несколько пэров. Она боялась, что они свяжут меня и что мои знаки будут чересчур меня ограничивать – или что они могут сделать что-то еще, еще хуже.

Суверен расслабилась.

– Она правильно делала, – сказала женщина. – На тебя бы наложили такие знаки, что после каждого контракта ты истекала бы кровью. Тебя бы либо довели до смерти, либо натренировали, чтобы убить меня.

Мне бы это не удалось, но этого она не сказала. Таким, как я, ее не убить. Это было так же очевидно, как существование силы притяжения.

Маме бы это понравилось. Если бы я убила Расколотого суверена. Она убила много таких, как я. Это было бы справедливо.