Когда несколько лет спустя умер Сиоран, я узнал из некролога, что в тридцатые годы он был антисемитом. Некролог, опубликованный в «Монд», сообщал об этом как об общеизвестном факте. Я не знал. Если бы я знал это раньше, я был бы к нему еще строже или же чувствовал бы себя менее виноватым за то, что обошелся с ним слишком сурово. У меня лежит где-то письмо Сиорана, странное письмо, написанное в два приема, с долгим перерывом посередине. Он отвечал на статью, которую я написал по поводу одной из его книг, полной разочарования, циничной, пессимистичной, как и все другие. Сначала он протестовал против моего прочтения; затем, преодолев свое раздражение, он соглашался с ним. Возможно, я был несправедлив к нему. Я писал эту статью, испытывая боль, в те дни, когда Ролан находился между жизнью и смертью. Навестив его в больнице Сальпетриер и вернувшись домой, я с ненавистью отыгрывался на Сиоране. Раньше его творчество привлекало меня, но не тот был момент, чтобы читать его и писать о нем, пока Ролан находился в агонии. Вернувшись к рабочему столу, я выливал всю свою ярость на Сиорана, который расплачивался за страдания Ролана. Я не ответил на его письмо и долгое время отказывался открывать его книги, но у меня оставалось чувство, что я совершил несправедливость. После того, что я узнал о нем из некролога, я сказал себе, что справедливость все-таки есть, и я смог снова его читать, но чтение Сиорана навсегда останется для меня неотделимо от смерти Ролана.
Antoine Compagnon © Editions Gallimard, Paris, 2015