Что нам стоит дом построить

Он вспоминал, как когда-то, очень давно, уходил на фронт, на войну с фашистами. Отсюда, из этого города, в котором родился. Тогда к городу еще не была проведена железная дорога, и к железнодорожной станции, где их ждал фронтовой эшелон, будущим воинам пришлось долго плыть на пароходе.

И перед тем, как сесть на пароход, он забежал в музей.

И другой старый экскурсовод показал тогда ему эту пластинку с кольчуги Ермака. И говорил, что даже в самых тяжелых испытаниях надо помнить, что наш народ непобедим. И никаким, даже очень сильным врагам, его никогда не сломить. Потому что если у народа были герои в прошлом, значит, они есть и сейчас и будут всегда.

А он, молодой парнишка, сжимал в руке тяжелый кусочек металла со старославянской вязью, выполненной неизвестным кузнецом. И почему-то точно знал, что обязательно вернется с войны.

Пусть весь израненный, но вернется. Сюда, в Сибирь. На берег Иртыша, где родился. И где стоит его город. И кремль, который казался ему памятником самым первым сибирским первопроходцам, самым первым сибирским строителям.

И когда он, на войне, возвращался из разведки, почти перед самыми нашими окопами в него попала фашистская пуля. Он лежал целый день под палящим солнцем в мелкой воронке, оставшейся от снаряда. И не мог поднять голову, потому что тогда бы по нему начали стрелять из фашистских окопов.

Но он должен был добраться до своих. Остаться живым, чтобы передать командованию важные сведения, которые узнал в разведке. От этих сведений зависел успех наступления наших войск. И когда ему казалось, что он уже умирает от жажды и потери крови, то представлял родной город. Вспоминал, как держал в руках пластинку с Ермаковской кольчуги. И это воспоминание поддерживало его, не давало ослабнуть.

Словно сам Ермак в своей кольчуге наклонялся над ним.

Говорил: «Крепись, казак, терпи, брат. Не в такие переделки попадали».

— Я выдержу,— шептал он пересохшими губами.— Всё перетерплю. Мне бы только до ночи дожить. Очень важные сведения у меня. А ночью доползу незаметно к своим окопам. К товарищам.

И он выжил. Только поседел в двадцать лет.

Вот о чем думал седой экскурсовод, пока Витька с Игорюхой рассматривали клеймо с кольчуги, которая защищала когда-то Ермака.

Он осторожно положил ладони на плечи ребятам. Игорюха решил, что пора уходить из хранилища, и протянул экскурсоводу клеймо.

Кто бы знал, как жалко ему было расставаться с этим кусочком металла.

И Витьке тоже жалко.

Игорюха с Витькой словно повзрослели за эти минуты.

Ведь бывают такие минуты, когда человек взрослеет очень быстро.

И чем больше таких минут в жизни, тем быстрее мальчишки становятся настоящими мужчинами. Которые могут построить дом и даже целый город. И защищать его от врага.

Или учить детей, или написать книгу. Дел у настоящих мужчин много.

— Идите, ребята,— улыбнулся седой экскурсовод.

Он осторожно положил клеймо в шкатулку и закрыл ее с легким щелчком. Ребята в последний раз посмотрели на нее, и седой экскурсовод проводил их до двери, за которую не пускают посторонних.

Глава девятая. В ней все происходит немножко неожиданно для Игорюхи

— Пойдем,— сказал Витька, как только дверь захлопнулась за ними.

— Куда? — оглянулся Игорюха.

Папы с мамой не было. Видимо, они ушли в другой зал.

— Хорошо, что их нет.— Витька потянул Иго-рюху за руку,— Быстрей!

— Искать будут.

— Не потеряемся.

— Что-то важное?— спросил Игорюха.

— Очень!-— ответил Витька.

Он помолчал и добавил:

— Я всю дорогу за вами шел. За твоими родителями и за тобой. Потом обогнал. Вы меня не заметили тогда. Я тебе что-то сказать хотел. А потом в музее еще эту фотографию увидел.

— Какую фотографию?— ничего не понимал Игорюха.

— Узнаешь.

Они быстро пошли по залам. Витька впереди.

Мимо старинной деревянной сохи, этой сохой раньше, когда не было трактора со стальными плугами, обрабатывали землю.

Мимо тяжелых цепей, в которые заковывали декабристов. Здесь ребята задержались. Увидели портреты красивых молодых мужчин в военной форме.

Потом другие портреты тех же мужчин, только на них была арестантская одежда. И цепи.

— Эти самые,— прошептал Игорюха.

— Ага,— подтвердил Витька.

— Жаль, что декабристы до нашего времени не дожили,— сказал Игорюха.— Посмотрели бы, как все у нас сейчас. Хорошо!

— Конечно,— заторопил Игорюху Витька.— Мы еще вернемся. Нам в другой зал надо.

— Подождет другой,— ответил Игорюха.

Ему вдруг расхотелось спешить, да и обида вчерашняя, оказывается, не прошла. Просто отодвинулась в сторону на какое-то время. А теперь опять вернулась.

И Витька это понял. И покраснел. Так же, как тогда, когда экскурсовод спрашивал Игорюхиного папу, чьи дети Витька с Игорюхой. И Игорюхин папа не сказал, что Витька не его сын.

— В тот зал не только мне, но и тебе нужно,— произнес Витька.

И покраснел еще сильнее. Стал почти таким же красным, как мак. Или красный тюльпан.

— Ладно,— вздохнул Игорюха.— Только скорей.