Что не стоит делать невидимке

– Бедняжка, – говорит он, и я разражаюсь рыданиями, глотая всхлипы и глядя, как его рубашка темнеет от моих слёз.

Он не плачет. Он просто стоит, надёжный и крепкий, гладит мои волосы и дышит ровно. Я чувствую его мятное дыхание.

– Всё будет хорошо. Мы со всем разберёмся, вот увидишь.

Молодец, пап. Ты прошёл.

Глава 79

«Разбираться со всем», впрочем, не подразумевает опрометчивых действий. Есть несколько вопросов, которые нужно решить.

В основном – с ба.

И потом, куда мы пойдём? В больницу? В полицию? Это та же самая проблема, с которой я столкнулась в самом начале, и она никуда не делась.

К кому обращаться за помощью, если стала невидимкой?

Но ещё до того как мы перейдём к этому, я хочу задать отцу несколько вопросов.

Мы поднялись в комнату ба, и я вытащила жестяную коробку, которую ба снова положила в верхний шкафчик, но папино внимание привлекает нечто иное: ещё одна коробка в самом дальнем углу, которую папа замечает, потому что он выше меня.

Он осторожно опускает её и аккуратно держит в руках. Это дорожный футляр: такой серебристый контейнер со скруглёнными углами и чёрными упрочнёнными краями. Он не очень большой – куб сантиметров по тридцать с каждой стороны.

– Это принадлежало твоей маме, – говорит папа.

Сидя на краешке кровати ба, он открывает футляр. Внутри лежит просто куча косметики: кисточки и спонжи, тюбики помады, тушь, румяна и основы.

– Вот так она перевоплощалась: из Миранды Маккей становилась Фелиной, и одна скрывала другую. Иногда я её красил, – голос у папы тихий.

Я протягиваю руку и беру баночку основы – крема телесного цвета, который наносится под макияж. Я касаюсь его кончиком пальца и смотрю на папу.

Пришла ли эта идея нам в голову одновременно? Или он подумал об этом раньше? Не знаю, но он широко улыбается, глядя на меня.

– Давай сделаем это вместе, – говорит он.

Несколько секунд спустя я уже сижу на табуретке перед туалетным столиком ба, на котором разложено содержимое футляра.

Сначала при помощи спонжика накладывается основа. (Это походит на аквагрим, только не холодный.) Постепенно, мазок за мазком, моё лицо снова становится видимым.

Ясное дело, выходит неидеально. Начать с того, что на месте моей головы и волос всё ещё зияет пустота, но всё же… это срабатывает.

Мы пробуем наложить помаду, но на мне она смотрится странно – будто я пытаюсь сойти за взрослую, так что мы останавливаемся на тёмных румянах, которые выглядят вполне убедительно.

Папа в этом разбирается. Он даже намешивает оттенок потемнее для моих ушей. Потом – лёгкий коричневато-красный для бровей и ресниц.

Блестящий парик выглядит безумно, но по крайней мере он прикрывает пустоту, так что остаются только глаза и рот.

И то, и другое выглядит отвратительно и пугающе. Мои глаза – просто тёмные дыры в голове. Если развести в стороны волосы парика на затылке – через глаза можно посмотреть насквозь. Со ртом дела обстоят не лучше: я не могу накрасить язык и зубы. Так что очки останутся, а рот я буду держать закрытым.

Я гляжу на себя в зеркало – выглядит шикарно. Я широко улыбаюсь – это выглядит уже куда менее шикарно, как будто мне все зубы выбили.

Я даже ладони крашу, а ногти намазываю беловатым лаком.

Папа с сентиментальной полуулыбкой на лице наблюдает, как я верчу головой, чтобы оценить результат со всех сторон.

– Ты выглядишь точно как твоя мама, – говорит он, и я решаю, что сейчас самое время задать ему вопросы, которые мне до смерти хотелось задать.

Потому что всё не делается прекрасно, как по волшебству, понимаете?

Не то чтобы я такая: «Ой, мой папа нарисовался из ниоткуда, так что теперь я буду жить долго и счастливо, ни о чём его не спрашивать и всегда доверять ему. Вуп-ди-ду! Конец».

Нет. У меня есть вопросы, на которые – насколько мне известно – может ответить лишь он. Ну, то есть он, ба и прабабуля, но поскольку папа сейчас ближе всех, придётся спрашивать его.

Я делаю глубокий вдох и спрашиваю:

– Почему ты сбежал в Новую Зеландию и бросил меня?

Глава 80

Когда мама умерла, я жила с ба, хотя, как я уже, кажется, сказала, я не очень много помню – мне было всего три.

– Твоя мама всегда хотела для тебя самого лучшего, – говорит папа. – Она не могла заботиться о тебе как следует – со всеми гастролями и записями альбомов, ну и, что ж, ты понимаешь…

Я не понимаю. Не то чтобы.

– Значит, со мной ей было… что? Неудобно?

Папа кажется обиженным, и я осознаю, что задела за живое.

– Скорее «невозможно». Жизнь, которую мы вели, была не совсем подходящей для маленькой девочки.

– Так почему было не изменить свою жизнь?

Папа негромко фыркает от смеха.

– Твоя бабушка так и сказала. Она радовалась успеху твоей мамы, но ненавидела мир, в котором она крутилась: эстрада, шоу-бизнес, музыка. Это люди, которые завидуют всему: люди, которые тебя предадут. Чтобы выжить, нужно быть сильным. Думаю, твоя бабушка винила себя, что твоя мама оказалась недостаточно сильной.

– Безумие какое-то.

– Возможно. Но мы все чуточку безумны. Иначе жизнь была бы скучной, правда?