Что не так с этим миром

А теперь, когда эта книга подходит к концу, я шепну читателю на ухо страшную мысль, которая иногда преследовала меня: подозрение, что Хадж и Гадж втайне действуют заодно. Что ссоры, которые они затевают на публике, во многом фальшивы и устраиваются напоказ, и то, как они постоянно играют друг другу на руку, не совпадение. Гадж, плутократ, жаждет анархического индустриализма; идеалист Хадж лирически восхваляет анархию. Гадж хочет, чтобы женщины вышли на работу, потому что их труд дешевле; Хадж называет работу женщины «свободой жить своей жизнью». Гаджу требуются постоянные и послушные рабочие; Хадж проповедует трезвенничество рабочим, а не Гаджу. Гаджу требуется прирученное и робкое население, которое никогда не возьмется за оружие против тирании; Хадж доказывает словами Толстого, что никто не должен браться за оружие. Гадж – от природы здоровый и очень опрятный джентльмен; Хадж искренне проповедует идеал опрятности Гаджа людям, которые не могут себе этого позволить. И главное, Гадж правит с помощью грубой и жестокой системы увольнений, работы до седьмого пота и труда обоих полов, которая полностью несовместима со свободной семьей и неизбежно ее разрушит; поэтому Хадж, протягивая руки к вселенной, с пророческой улыбкой говорит нам, что семью мы все скоро перерастем во славе.

Я не знаю, является ли партнерство Хаджа и Гаджа сознательным или бессознательным. Знаю только, что они оба до сих пор оставляют простого человека без крова. Знаю только, что до сих пор встречаю Джонса, прогуливающегося по улицам в серых сумерках, печально смотрящего на заборы и низкие красные подвесные фонари, которые охраняют обычный дом, где ему следовало бы жить, но он так и не переступил его порог.

V. Заключение

Можно сказать, что моя книга заканчивается там, где ей следовало бы начаться. Я сказал, что крепкие центры современной английской собственности рано или поздно должны быть разрушены, если мы хотим сохранить саму идею собственности среди англичан. Это может быть осуществлено двумя способами: с помощью холодного администрирования абсолютно безразличных чиновников, что называется коллективизмом, или с помощью личного распределения, чтобы получить то, что называется крестьянской собственностью. Я думаю, что последнее решение более достойное и более человечное, потому что оно делает каждого человека своего рода маленьким богом (кажется, кого-то обвиняли в том, что он так охарактеризовал Папу Римского). Человек на своей собственной земле ощущает вкус вечности или, другими словами, вкладывает в работу на четверть часа больше, чем требуется. Но я полагаю, что имею право остановить этот спор, не развивая его далее. Эта книга предназначена не для того, чтобы доказать правоту крестьянского землевладения, а для того, чтобы опровергнуть точку зрения современных мудрецов, которые превращают реформы в рутину. Вся эта книга представляет собой хаотичное и тщательно продуманное отстаивание лишь одного чисто этического факта. И если по какой-то причине кто-то до сих пор не понял смысла этой книги, я закончу ее одной простой притчей, которая не становится хуже от того, что она – быль.