Что немцу хорошо, то русскому смерть (СИ)

Сижу смотрю на молчащий телефон. Γосподи! Ну сделай так, чтобы Павел навсегда исчез из моей жизни. Когда-то в том доме в Акше я клялась, что отомщу ему (именно ему!) любой ценой. Но теперь хочу лишь одного — больше не слышать его голос, не вспоминать лицо, не думать о том, что пережила во многом из-за него. Просто потому, что Павлу тогда нужны были деньги…

* * *

Я разрываюсь между мамой, Федькой, работой, ателье, где мне срочно шьют свадебное платье и допросами в полиции.

Следователь рад до невозможности, что еще одно глухое дело раскрылось само собой и при этом все даже обошлось без трупов. Неприятно, конечно, что арестованная за тройную попытку совершить убийство Маринка — своя, тоже работает в полиции. Но тут внезапно выясняется, что еще за два дня до того, как она решила меня пристрелить в третий раз (про первые два, видно, не придумали как отмазаться!), ее уволили из рядов по состоянию здоровья.

Впрочем, здоровье у нее и правда не очень. Из СИЗО ее уже перевезли в психиатрическую клинику. Врачи обследуют ее и вынесут свой вердикт, но следователь уже сейчас убежден, что в тюрьму она не сядет.

— Психушка по ней плачет натуральным образом. Крышак так капитально снесло, что родных не узнает. Да ещё все время кусаться и драться норовит. Вот ведь как с людьми-то бывает…

Мне Маринку отчасти жаль. Все-таки, как ни крути, не из каких-то низменных чувств она на убийство решилась. Любила ведь. Правда как-то по-своему, но все же любила. Неприятно думать, что в ее судьбе я сыграла не самую благовидную роль. Роль той самой «прицесски»… Но теперь я старше и понимаю, что никакая даже самая распрекрасная «прицесска» не сможет увести у тебя мужчину, если он сам этого не хочет…

Ладно. Не будем о грустном. В конце концов скоро моя свадьба! Сначала загс. Потом венчание. Виктория Прокопьевна, прикладывает к глазам кружевной платочек и в поисках моральной поддержки сжимает руку Шарля.

— Детки, а вы знаете, что это теперь навсегда? Теперь ваш союз закреплен на небесах и только бог может развести вас, забрав к себе одного или другого.

— Мы, Виктория Прокопьевна, пока к богу в гости не собираемся. Так что пусть потерпит немного с разводом.

— Дурачина здоровенный. Я ему о высоком, о душе, а он…

Федор смеется и целует Ксениной бабушке ухоженную ручку.

— Где будете жить? — деловито интересуется полковник Приходченко во время торжественного ужина. — Я вас, конечно, поставлю на очередь, как молодую семью, да еще семью военного, но вы, боюсь, состаритесь, пока эта самая очередь подойдет.

— У меня, наверно, если Аня согласна, — басит Федор и посматривает вопросительно то на меня, то на мою маму.

Мама возражает:

— Нет, лучше я к Феде съеду. У нас с Аней все-таки двухкомнатная, просторнее для двоих-то. Тем более, что у вас может скоро и ребятишки заведутся. Уж и не чаяла, что внуков понянчу.

— Мама! — целую ее, и она молодеет и хорошеет на глазах.

Свадебное застолье устраиваем в доме Ванцетти. В их совмещенной с кухней гостиной можно принять огромную толпу гостей. А народу набралось изрядно. Одних только Федькиных сослуживцев — человек двадцать. А некоторые из них ведь еще и с женами!

Ноги гудят от танцев, губы от поцелуев. «Горько» кричали столько раз, что мама была вынуждена вмешаться, сказав:

— Ироды. Дайте им хоть немного поесть!

— Да! — поддерживает ее Виктория Прокопьевна. — Вы-то сейчас домой вернетесь и спать завалитесь, а им ещё всю ночь тр… Как бы это по-русски?.. Трудиться. Вот.

Разъезжаются все далеко за полночь. Основную толпу увозит специально нанятый автобус. Остальные решают проблему транспортировки своих подвыпивших тел с помощью услуги «трезвый водитель». Их жены, которые и осуществляют развоз, этим крепко недовольны, но деваться им некуда. Наконец остаемся только мы с Федькой, моя мама, Виктория Прокопьевна с Шарлем, Стрельцовы и, естественно, Ванцетти.

Хотим с Федькой уже идти в кроватку. Просто-таки очень хотим. Но нас не пускают. Стрельцов и Серджо, переглядываясь и возбужденно смеясь, заявляют, что еще не подарили нам главный подарок.

— Что это вы затеяли? — подозрительно спрашивает Федор. На что Серджо встает и с неким полупоклоном вручает Федору конверт. Еще деньги? Нам и так надарили какое-то нереальное количество. Никто толком не знал, что нам дарить из вещей, вот и отделались конвертиками. Но в конверте, который передает моему мужу (как приятно это звучит!) Серджо, не деньги, а бумаги. Много.

— Эт-то что ещё такое?

Федор недоуменно просматривает документы. Все они очень официального вида, но на иностранном языке. Вернее, на языках.

— Дай-ка.

Виктория Прокопьевна забирает у Федора бумаги и быстро просматривает их. В какой-то момент руки ее опускаются, бумаги с шелестом падают на пол. Стрельцов и Серджо, чуть не стукаясь лбами, кидаются их подбирать.

— Это… откуда? — бабушка Ксении откашливается и произносит уже увереннее. — На какие шиши, детки мои, вы все это скупили? Вы ограбили Центробанк? Или сперли Стабилизационный фонд России?

— Там все сперли до нас.