Что немцу хорошо, то русскому смерть (СИ)

— Молодец. А теперь расскажите мне все-таки, что же здесь, твою мать, произошло?

Подхожу поближе, указываю на извивающуюся в своих путах Маринку.

— Это она.

— Вижу, что не он.

— Федь!

— Ладно-ладно. Говори.

Поднимается в полный рост и неожиданно притягивает меня к себе.

— Рассказывай, чем вы тут в кустиках занимались. И почему у тебя фонарь под глазом и губа расквашена.

— По той же причине, по которой у тебя вся физиономия расцарапана.

Хватается за лицо.

— Сильно?

— Изрядно.

— Эх и крутая мы с тобой будем парочка, Ань. В приличном обществе не покажешься, решат, что это мы с тобой так друг другу в любви объяснялись — я тебе фингалов понаставил, а ты мне морду разодрала.

Представляю себе это очень наглядно и впадаю в ужас: что мама скажет?!! Федор тормошит:

— Ну так из-за чего все?

— Это ведь она в меня оба раза стреляла. И у «Пилзнера» и на Страстном.

— Да пиз… То есть, я хотел сказать — врешь!

— Нет, Федь. Я все на Павла думала, а это она. Сама мне сказала. Если бы Илья не появился, а я кирпич в траве не нашла, она б меня сегодня точно убила. А все из-за тебя, стрекозла!

— Чегой-то стрекозла-то?

— А тогой-то! От великой любви к тебе все. Или от ревности, тут уж как взглянуть. Она у нас девушка современная, голливудских блокбастеров насмотрелась. Вот и думала: убьет меня, и ты целиком и уже окончательно и бесповоротно принадлежать ей будешь. Одного не пойму, чего она тогда, у «Пилзнера» в меня палить стала? Мы ж тогда с тобой даже и знакомы-то толком не были.

Внезапно отводит глаза и ругается, как сапожник. Смотрю вопросительно, вскинув бровь. Вздыхает и принимается рассказывать:

— Это я, Ань, виноват. Помнишь, тогда мы с ней в госпитале случайно встретились? Она тогда еще всякие гадости про тебя говорила — мол, что ты беременная, а я жениться не хочу и тебе аборт делать придется.

Киваю. Было такое. Хотя, кажется, что так давно!

— Так вот, я ей тогда, чтобы отвязаться от нее, и сказал, что ты действительно беременна, и я собираюсь-таки на тебе жениться. Мол, прости, Марин, видишь, какие обстоятельства. Думал, теперь-то оставит меня в покое. А то она ж как клещ в меня…

— Не больно-то ты против был!

— Ну не ворчи. Виноват, знаю. Больше не повторится.

— Если повторится, Федор, то ты тоже вот что знай: не посмотрю, что ты раненый боец и майор спецназа, отметелю так, что мало не покажется.

Илья, все ещё сидящий на земле, неожиданно начинает смеяться. Федор же с интересом рассматривает меня, явно оценивая мои физические данные.

— А сдюжишь?

— Увидишь!

Смотрит мне в глаза, а потом улыбается широченной улыбкой и качает головой:

— А ведь верю…

Обнимает крепко, так что кажется косточки мои хрустят.

— Но проверять не стану. Не нужен мне никто, кроме тебя, Ань. Господи, она ведь все время была рядом, на глазах, но мне и в голову не приходило, что ей до такой степени крышу снесло, что это она на тебя покушалась. А ведь должен был если и не догадаться, то хотя бы подумать. Знал, ведь, что у нее мотоцикл есть. Ладно, что теперь говорить. Слава богу, все закончилось.

— Да, слава богу.

— В церкви давно не был, кстати. Надо сходить. Пойдешь со мной?

— Да я как-то…

— Даже венчаться?

— Ну и ну. Это что же предложение?

— Не смотри так. Самому страшно. Но знаю — это будет правильно. И хрен с ним, с этим твоим профессорством, с мамашей твоей и всем прочим.

— А как же твой социальный статус?

— Статус-то?.. — ухмыляется. — Кажется, опять начинает тревожить.

Смеюсь, и он целует меня.

— Сука! — воет связанная Маринка.

— Горько! — с издевкой кричит с земли Илья.

— Совет да любовь! — возвещает появившийся из кустов полицейский, за которым следуют медики с носилками. — А чёй-то вы тут делаете все?

ПрЭлЭстно.

* * *

После того, как врачи увозят Илью, а менты — Маринку (мой боевой кирпич, как выяснилось, особого вреда ей не причинил), Федор везет меня к себе. Живет он черт знает где, в поселке Северный.

— Зато не комната в коммуналке, а отдельный флэт. Цени!

Ценю. Просторно, чисто и очень как-то по-казарменному, я бы сказала. Не интересует Федора такое понятие, как домашний уют. Или просто не умеет он его создать. Зато кровать у него — лучше не бывает. Мечта нимфоманки или нимфомана… Э-э-э… То, что есть такое понятие, как «нимфоманка», это точно. А нимфоманы? Они есть? Это как в том анекдоте, который вырос из рекламного ролика: «Пап, а инопланетяне есть? — Нет, сынок, это фантастика. — А педерасты? Есть, сынок, это — фантастика!» Вот и тут: «А нимфоманы есть?..»

Смотрю на Федора и понимаю — точно есть и это точно фантастика!

Кровать у этого засранца огромная, низкая, в меру мягкая, в меру жесткая… Сразу понятно, где хозяин квартиры проводит больше всего времени, находясь в этих стенах. На перекладинах в изголовье болтаются наручники. Взвешиваю ближайшую пару в руке. Федор смущается и кидается их снимать, но я останавливаю его.

— Может пригодятся…