Что осталось от меня — твое

Ёси открыл раздвижную дверь и вошел в гостиную своего старого дома Вашикура. В центре комнаты стоял большой стол из клена, заказанный вдень рождения Рины. Ёси медленно провел ладонью по столешнице. Ему нравились цвет и текстура дерева: прожилки золотистого цвета переплетались с темно-коричневыми, а по углам виднелись вкрапления черных полос, словно само дерево еще при жизни было опалено огнем. Ёси коснулся кончиками пальцев продолговатого спиралеобразного узла — следа, оставленного вросшим сучком. Эта метка свидетельствовала о почтенном возрасте клена.

За этим столом они обычно разговаривали с Риной. Еще девочкой она любила сидеть в гостиной. Ёси часто находил дочку, устроившуюся тут со своими тетрадями и карандашами. Иногда, позабыв об учебниках, Рина смотрела в окно, за которым виднелась полоска моря. Именно здесь она объявила, что оставляет изучение права и уходит из университета. Здесь они спорили до хрипоты: Рина объясняла отцу, почему сделала такой выбор. В ушах у него до сих пор звучали слова дочери, а перед глазами стояла картина: Рина расхаживает перед окном взад и вперед. Волнуясь, она не могла усидеть на месте, в точности как ее отец.

Людям нужна фотография. И как бы сильно ни изменились технологии в будущем, фотография не исчезнет и люди всегда будут дорожить своими снимками. Вот работа, которая по-настоящему нравилась Рине. «Разве ты не хочешь, чтобы я занималась любимым делом?» Глядя на дочь, такую сияющую и целеустремленную, Ёси понимал — он хочет того, чего хочет Рина. А теперь ее нет, и от нее осталось лишь эхо тех слов.

Именно за этим столом он впервые заговорил с ней о Каитаро. Это случилось прошлым летом, последним, которое они провели вместе в их старом доме. Суми ушла играть в сад, и Рина, воспользовавшись возможностью немного передохнуть и побыть одной, заварила чай. Она как раз выходила из кухни с чашкой в руке, когда Ёси окликнул ее. Рина остановилась и свободной рукой запахнула полы домашней кофты. Ёси жестом показал в сторону гостиной, и Рина нехотя последовала за ним. Несколько мгновений они сидели молча, соединенные лишь ниточкой напряженных мыслей.

— Ты с кем-то встречаешься, — наконец произнес Ёси.

Рина обеими ладонями сжимала исходящую паром чашку с чаем. Разжав руки, она взглянула на отца:

— Всего несколько встреч, ничего серьезного.

— Пожалуйста, будь осмотрительна, — начал Ёси, но Рина жестом остановила его.

Ёси наблюдал, как она поднялась со стула, расправив плечи, и сердито уперлась в пол ногами в коротких белых носочках. Эти носочки до сих пор хранились у Еси. Рина была взрослой женщиной, матерью его внучки, но она по-прежнему оставалась дочкой Ёси, его девочкой и всегда ею останется.

— Он мой друг, только и всего, — произнесла она решительно, но голос ее звучал не очень уверенно.

Ёси поджал губы. Он не хотел вступать в пререкания, но в конце концов не смог сдержаться:

— Ты ведь не познакомила его с Сумико, верно? И не привела своего друга сюда, в наш дом?

Когда ответа не последовало, Ёси вскинул глаза на дочь.

— Нет, папа, — сказала Рина, — не здесь.

Она двинулась к выходу из гостиной. Проходя мимо отца, легко опустила руку ему на плечо. Ёси почувствовал, как от прикосновения по телу распространилось тепло.

— Обещаю, — добавила Рина.

И вот теперь Рины нет. И этот дом — единственное, что осталось у Ёси от дочери, — место, не оскверненное присутствием ее убийцы.

Ёси долго сидел за столом. Потребовалось время, прежде чем нашлись силы, чтобы вновь подняться на ноги. Бывали моменты, когда он думал, что никогда не сумеет оправиться после потери дочери. Само его тело словно сопротивлялось жизни. Суставы начали болеть, так что по утрам все труднее было выбираться из постели. Он знал, что стареет, и всем своим существом чувствовал, что не в состоянии вновь исполнить роль отца. И тем не менее он должен им стать. Ради Сумико.

Ёси вышел в холл, подхватил оставленный возле двери небольшой чемоданчик и отправился в спальню распаковывать вещи. Он проведет здесь несколько дней, а потом отправится за внучкой. Ханна увезла Суми к своим родственникам, подальше от Токио и от всего этого ужаса. Но теперь им хорошо бы побыть вместе в их доме, в Симоде. Пока же он попытается отдохнуть и найти хоть немного мира в собственной душе. Если ночами его будет мучить бессонница, он станет слушать шум прибоя и шелест леса на склоне холма.

В морозилке лежал кусок белой соленой рыбы. Ёси достал его и оставил оттаивать на кухонном столе, а сам засыпал в пароварку чашку риса. Он разожжет печь в гостиной и съест свой ужин перед огнем. Хотя стояла весна, ночи все еще были холодными, небо затянули низкие серые тучи, и даже лунному свету не удавалось пробиться сквозь эту завесу.