Что осталось за кадром

– Может быть, и принесет. Но стоит попробовать и дневник. Мне кажется, это тот метод, который как нельзя лучше подойдет ему. – Он посмотрел на нее. – Будь рядом с ним, Рейни. Сильные методы воздействия освобождают опасные эмоции. Некоторые доктора двадцать четыре часа носят специальный прибор, чтобы пациент, который делает записи, мог обратиться за помощью в любое время, если изложение мучительных переживаний вызовет нежелательную реакцию.

– Другими словами – «не оставляйте детей одних дома». – Она встала, чувствуя себя лучше от сознания, что может предложить Кензи конкретную помощь. – Спасибо тебе, Том. Я дам знать, если у Кензи получится.

Том тоже встал, защищая ее своим телом от ветра.

– Он и впредь намерен оставаться твоим мужем?

– Надеюсь.

Только надежда и осталась на дне ящика Пандоры.

Кензи выложил каменной плиткой последнюю дугу, закручивающуюся в розетку в центре лабиринта. Его посетила странная мысль, что земля принимает камень, потому что то, что он сотворил в пустыне, – пример естественной гармонии.

Каждый мускул его тела испытывал напряжение после нескольких часов стояния на коленях. Кензи встал, растирая затекшие мышцы, мысленно готовя себя к проверке своего создания.

Он встал у входа в лабиринт, окидывая взглядом творение своих рук. Одиннадцать кругов закручивались в тугую спираль. Как в жизни порой кажется, что еще немного – и ты близок к цели, так и здесь – тропа, казалось, приближалась к центру, а на самом деле делала следующий виток. Этот путь требует внимания и сосредоточенности.

Глубоко вздохнув, он расправил мышцы и сделал первый шаг по тропинке, которую выложил своим трудом и потом. Три шага – и тропа резко сворачивала влево.

Он никогда не верил в Бога. Его детство не включало религиозного воспитания, а позже он решил, что если бы Бог существовал, вряд ли он допустил бы все то зло, что каждый день происходит в мире. Если верить, что Бог сотворил мир, то затем он, видимо, покинул человечество для более интересных дел.

Лабиринт преследует земные цели. Кто не знает, что наши мысли способны перепрыгивать с предмета на предмет? Движение по спирали лабиринта способно поглощать беспокойную энергию, позволяя сознанию прийти в медитативное состояние.

Но вместо спокойствия его эмоции становились все интенсивнее. Слова Теннисона эхом раздавались в голове:

Бей, бей, бей
В берега, многошумный прибой.
Я хочу говорить о печали своей,
Неспокойное море, с тобой.

Хотя его язык не мог выговорить их, эмоции полыхали пламенем, притупляя реальность. Отчаяние. Горе. И больше всего гнев. Ярость к тому сутенеру, который сотворил такое с несчастной Мэгги Маккензи и потом втянул в порок ее сына. Гнев к незнакомым мужчинам, которые, развлекаясь с ним, утешали себя ложью – верой, будто ребенок по собственному желанию торгует своим телом. Ненависть к тем, кто понимал, как обстоит дело в действительности, и все-таки наслаждался, видя детскую боль.

Он упрекал свою мать, которая любила его, но не нашла сил позаботиться о нем. Он проклинал Тревора, который спас ему жизнь, но погубил его душу. Он хотел вычеркнуть из памяти мужчин, которые насиловали его, объяснить им, что значит быть униженным и одиноким, но, увы, его наказание не могло достичь ни одного из них.

Больше всего он ненавидел себя, презирал собственную слабость. Ведь стоило ему подойти к любой доброй женщине на улице и попросить о помощи, и его жизнь была бы спасена! Но, однажды поверив, что он не заслуживает ничего, кроме боли и унижения, он превратился в безмолвную жертву.

Он покачнулся, но заставил себя продолжить путь. Рано или поздно, но ему придется докопаться до самого дна, и тогда волна боли начнет потихоньку ослабевать.

Но это не произошло. Волна продолжала расти, пока рыдания Джейми Маккензи эхом не откликнулись в его ушах. Страх Джейми парализовал его, и его незадачливая жизнь предстала перед ним во всей своей неприглядной правде.

В отчаянии он брел к центру лабиринта, каждый шаг давался ему с трудом. Кензи стал Джейми, а Джейми стал Кензи. И он не мог больше отделить одного от другого.

Полуденное солнце жгло словно адский огонь, когда он тяжело ступал на только что положенные каменные плиты. Он е подобным упорством строил свою жизнь, но ничто из того, чего он достиг – ни успех, ни деньги, ни слава, – не могло залечить незаживающие раны в его душе.

«Ибо прах ты и в прах возвратишься…»

Уже смеркалось, когда Рейни вернулась на ранчо, но Кензи нигде не было. Может быть, он хотел во что бы то ни стало закончить лабиринт и решил работать до упора?

Пока котята вились вокруг ее ног, она прочитала инструкции Альмы, а именно – сколько следует разогревать ребрышки, приготовленные на барбекю, которые миссис Грейди оставила в холодильнике. Рейни внимательно прочла записку, не переставая удивляться, как естественно здесь оставить дом незапертым, чтобы соседи могли заглянуть и остаться на обед.

Она накормила котят. Выпила лимонаду и пошла в свою спальню, когда зазвонил телефон.

– Хэлло?