Что посмеешь, то и пожнёшь

– Проводили на пенсию. С цветочками в палисаднике пускай копается… Говорили ему, нельзя здесь привязывать, вода близко. А он топнул партийной ножкой, пристукнул руководящим пергаментным кулачком: «Вода на бугре? Враки! А панорама какая с бугра?! Привязывай тут!» И привязали. Едрёна кавалерия! Каприз первого секретаря – удовольствие дорогое… Миллионом кинулся!.. Долларов! А теперь… Городок не перенести. Надо гасить ключи. В трубы их да в ров. Со вчера народ этим занялся… Может, подрядчики начнут где ломаться, может, с поставками оборудования что застопорится… Как почувствуем, что без пробивной силы прессы не обойтись, мы дадим вам знак. Тогда и напишете. А пока вам нелишне знать, что прежний районный генералитет не очень-то радел… Весь он, вплоть до избранных вахтёров, приписан к областной больнице. Как чуть что – на машину и мимо своих поликлиники и больницы, видных в райкоме из окна, ж-ж-ж-жик в область! Ну что тут мораль читать? Одной моралью пока ещё не поднялось ни одно мало-мальское дело. Какой бы пост человек ни держал за собой, какой бы сверхсознательный он ни был, но если он знает, что об этом и об этом ему нужно биться лишь по службе, если он знает, что всё это лично ему никогда не понадобится, он чисто непроизвольно, увы, может что-то забыть, что-то упустить, чему-то не придать должного внимания, что-то недосмотреть. А вот когда все в районе будут знать, что этот больничный городок жизненно необходим им всем, наверняка дело столкнётся с мёртвой кочки. Первое, что я уже сделал, я не поставил себя на областное медицинское довольствие, снял с него всех подчиненных мне охотников со всяким прыщиком, как с золотым слитком, носиться в область. Будем лечиться у себя. Разве у нас врачи хуже тамошних? Разве наши врачи не в тех же институтах учились? Мы – дома, и нам самим надо у себя дома наводить порядок. За нас его заезжий гость не наведёт, перепиши хоть сто статей. Другими словами, на чужой каравай губ не надувай, а пораньше вставай да свой затирай. Начнём, – он криво усмехнулся, – пораньше вставать… Начнём у себя с районных министров… Верно я говорю?

Я молчал и думал.

– Молчите? – нетерпеливо спросил Разлукин. – Молчание – это тоже позиция.

5

От удивления я весь подобрался.

По краю большака навстречу вышагивала Люда, глубоко засунув руки в карманы красного уже до ветхости изношенного пальто.

Я сказал Разлукину, что это моя племянница, и попросил остановиться возле.

Разлукин так и сделал.

Я позвал Лютика в машину.

– Я не одна. Я с Тёпой, – тихо возразила она и посмотрела на старого тяжёлого гуся.

Только тут я его заметил.

Изогнув шею, гусь насторожённо вслушивался в разговор.

– Как тебя зовут, девочка? – спросил в окошко Разлукин.

– Девочка Лютик.

– Хорошо зовут, – похвалил он.

– Тем не менее, – бросил я Разлукину, – мы с вами не едем. Спасибо, что подвезли, – и на прощанье подал ему руку.

Я наладился было идти за уходившей машиной, пускавшей весёлые сизые завитушки, – Люда только подивилась мне.

– Да нам в обратушки!

– В обратную так в обратную…

Я взял девочку за руку. Рука у неё была очень холодная.

Я спросил, давно ли она гуляет.

– Я не гуляю. Я иду к бабушке.

– Ты? К бабушке? – опустился я на корточки перед девочкой, сжал её ладошки вместе и, поднеся ко рту, благодарно задышал теплом на спичечные розовые пальчики.

Пронзительно тронуло меня то, что у самой маленькой, у самой слабой во всем Митрофановом семействе шевельнулось что-то в груди к бабушке.

Я почувствовал резь в глазах.

– Славненькая ты моя! Ты соскучилась по бабушке?

– Соскучилась, дядя… Бабушка хорошая. Бабушка не лайкая. Не дерётся, как тётя мама…

– Это ты свою мать тётей зовёшь?

– Да, – со вздохом подтвердила. – К бабушке когда ни приди, даст сладенького. Потома даст карандашики, и я рисую, рисую, рисую… А как устану, бабушка положит меня в кроватку, говорит: пускай твои глазки поспят, пускай пальчики поспят, отдыхай… Раньше бабушка всегда была дома, я в сад не ходила… Я повсегда была с бабушкой на пенсии… А те… перь… приду из школы, хочу пойти к бабушке, а баушки нету… – Слёзы дрогнули в её голосе. – Сколько прошла…

– Километра три одолела. А до бабушки ещё столько в семь слоёв. По нашей скорости, до ночи не дошатаемся.

– А надобится дойти. Позову на своё рождениё…

– Послезавтра только будет. Ты что же, досрочно отмечаешь?

– Не-е! – оживилась девочка, довольная тем, что и не все взрослые всё знают. – Вправде, я родилась послезавтра, а Лялька сегодня. А чтоб не делать два рождения, папка с мамкой сразу отмечают посерёдке наших днёв. Чтоб без обиды. Ни в Лялькин день, ни в мой… Побыла б бабуня у нас завтра, а там и продолживай лечись вовсю.

– Нет, маленькая. Такой воли больница не даёт. Я думаю, бабушка не обидится, если один раз вы погуляете без неё.

– Вовсю обидится, – доверительно прошептала Люда. – Наши ни разу не звали её на деньрожку. Я от себя хотела позвать. Ни мамке, ни папке про то не сказала… Бабушку только зовут к нам, когда я заболею и сидеть со мной некому. Или ещё когда на ночь, когда папка уедет куда, а мамке надобится на завод. А так совсем не зовут.