Читаем Что посмеешь, то и пожнёшь полностью

Эту дистанцию – от игры до сидения на новом баяне – дочка прошла проворней. Ещё не выкружила из лабиринтов детства, а уроки уже учит, восседая на баяне.

Конечно, до угля всего один поворот.

Лялька опустилась на диван, с торжественным ожесточением рванула меха.

Минуты две пофальшивила, капризно прислушиваясь к ладам, с пристуком поставила баян на пол.

– Прижгло этим марксам, – повела руку в сторону кухни, – чтоб я музишвили занялась. Сдали в музыкалку. Знаете, по праздникам во дворце выступаю… На баянделе[293] играю. В районке даже мою фотомордочку напечатали. И интервью. Один из редакции всё расспрашивал, так сказать, интервью брал. Я дала интервью, да назад не отдали…

– Ребусами говоришь.

– Заговоришь… Эх-х!.. Как мне хоц-ца пропороть ножом баяну бок, налить в баян полно воды… Только поскорей от него отмучиться… Надоел хуже Витьки!

– Какого?

– А… Водится тут один неотразимый ни в каком болоте. Гля сюда!

Она резко отбросила уголок занавески.

В окне напротив я увидел печального мальчишку.

Заметив, что на него смотрят, он дёрнулся за стену.

– Сижу с этим жульеном[294] за одной партой. Живём окно в окно. А он мне каждый день письма рисует. Я в откиде! После школы сядет у окна, смотрит на моё окно и пишет. И чтоб посторонний кто не догадался, обратный адрес на конверте ставит то Москву, то Ленинград, то Мурманск, то Уэлен, то мыс Доброй Надежды, то Баб-эль-Мандебский пролив… А раз из Сингапура или из Сиднея – я путаю эти города – написал. Всё умасливает ходить с ним вместе в школу и из школы. Очень мне надо! Спотыкаюсь и падаю! Да мне никто не нужен!.. До Артека этот Виташечка меня не видел, высоко себя ставил. В Артеке – вот только вернулись – два раза с ним потанцевала, этот долбёжка и вообрази! Давай напрягать пипл![295] Нужен мне этот безлошадный![296] Ну, на фига лисе жилетка? Да я его… даже не за ми бемоля…[297] Да я его по дешёвке за два мороженых уступила плоскодонке Светочке по кличке Хулиганита. Это моя подруженция. Про неё я вам тыщу разиков пела. Наша классная красуля минога. Худая, длинная. Три метра сухостоя! И ноги рогачиком! А Витечка оказался перебористый. Не смотрит на Хулиганиту. Мне-то что! Мороженое съедено, не вернёшь… У меня этих Витек до фига и больше. Целый Артек! Все артековские пионерята строчат мне. Два ящика накидали писем. Желаете обхохотаться? Дам почитать. Укатайка!..

– Читать чужое…

– Ну-у, – уныло перебила Лялька. – Повело вас на лекцию. Знаю, нехорошо читать чужие письма. Да я читаю. Мы с девчонками обмениваемся мальчишечьими письмами. Все надорвали животики, как этот Витёк… В стихах!..

Может, всё же сядешь,Пару слов черкнёшь?Чёлка, две косички,Как ты там живёшь?

– А мне почему-то не смешно. Неужели у тебя не было ни одного письма, которое не хотелось бы показать девчонкам?

– Если бы… Боярский Миша…

– Это какой поёт по телеку про мерси в боку! – с энтузиазмом пояснила Люда.

– … ответил… Я люблю его. Что мне делать?

– В таких случаях говорят: подожди, когда и он тебя полюбит. Когда запоёт про мерси не только в Баку, но и где-нибудь ещё в Ереване…

– Сколько ждать? Я этому боярину честно написала. А он… Найдите его там у себя, спросите построже, чего не отвечает.

– К счастью, твоим послом я быть не могу. Твой Миша не москвич, а ленинградец.

– Ладнотько. Напишу и в Ленинград. Сама напишу. А вы…

Она замялась.

Немного поколебавшись, растеклась в жеманной улыбке.

– Дядь! А вы принимаете заявки на подарки?

– Смотря на какие…

Лялька по-старушечьи приставила ладошку к уху:

– Неслышиссимо!

– Приглохла, что ли? Снова, говорю, станешь выплакивать золотой крестик?

Лялька скучно усмехнулась.

– Неа… Крестик, дядь, дело тоскливое… Эх… Пусть течёт кровь из носу в мире шоу-бизнесу!.. Вон Светка-крестоносиха, я вам про неё только и шуршу, уже сгорела вчера на крестике синим огонёчком. Дошло до Электрички! Это мы так за глаза зовём нашего главнюка… дерюгу… директора. Ракетой бегает по этажам! Вызвал родительцев. Я в потрясе! Без переменки три часа чадил проповедью! Умереть не встать! И Светуля навечно подарила своё золотце древней своей бабке-косолапке. Бабка от счастья чуть не померла… Мне такого счастья, – Лялька вскинула руку и, не двигая ею, строго провела лишь указательным пальцем из стороны в сторону, сказала в нос: – на нада. Со вчера мода на крестики у нас побежала на спад… Лучше пришлите золотой перстенёчек. А то Хулиганитка в полном оболдайсе и страшно задаётся. Прямо выёгивается. За рубляшку только и покажет в травилке[298] или в тёмном углу под лестницей… Второй дядя ей из Риги подвёз. Неужели мой московский дядюшка хуже её дяди рижского?

– Не сталкивай дядюшек лбами. Напрасные хлопоты. Ремешка да пошире выпрашивает эта дурка Хулиганита вместе с теми, кто бегает смотреть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее