Читаем Что посмеешь, то и пожнёшь полностью

– Наверное, – грустно сронил Глеб, выслушав мой рассказ про это объявление, – был этот Юрий Андреич вроде меня. В клуб не затащишь, а припекло, вылез бедолага на посмешище.

– Что ж тут смешного? Я был у восточных немцев. Сам видел брачные объявления в газетах и журналах. Уже и латыши сходятся по газетам. По крайней мере люди знают, за кого идут. Отсюда меньше против нашего разводов.

– Конечно, – подумав, озабоченно проговорил Глеб, – в деревне абонемент не купишь, объявление у колодца не повесишь.

– А как тогда быть перезрелому кавалеристу?[210]

– А как шло, так пускай и едет… На однолеток глаз брезгует ложиться. Ну, какой смысл брать разбитое корыто? А молодые цыпушки… У этих сквознячок в головке… Свои запросы… Взгляд на жизнь через цветные очки… Впрочем, зря накатываюсь на молодых. Подал Господь последнюю милостыньку… С полгода назад приехала к нам на завод одна после техникума. Помощник мастера. Ви-идная вся из себя. Катя Силаева. С бабьим сословием, каюсь, я без церемоний… А тут вроде на фальшивый фильм попал. Засовестился. Сидит в ней что-то такое, что я не могу, сильней того – не хочу переступать. Чистая, ясная, беззащитная, какая-то вся неуверенная, какая-то вся зыбкая. Зябко девочке в жизни, как и мне, а отчего не скажу… Бывало, сведёт нас на работе случай… Что ни рассказывай, как ни рассказывай, редко когда несмело улыбнётся, а так всё больше молчит и молчит. Сейчас вот провожал со смены…

На вздохе он грустно покачал головой:

– Провожал… В кавычках…

– Почему в кавычках?

– А без кавычек пока не получается… Понимаешь… Вот идёт она одна в полночь со смены… Ну не дай Бог кто тронет! В открытку набиться в провожальщики не могу… Так я как наспособился?.. Без двух минут двенадцать подбегаю к проходной… Не к самой… А так… в отдальке… Смотрю… Ага, прошла… И я поплёлся за ней хвостиком… На приличном отстоянии… Вот вошла в дом к себе… Зажгла свет… Потушила… Можно спокойно и уходить… А я ещё с час, а то и все два торчу у худенькой ивушки… Всё пялюсь на её тёмное окошко. Ну не раздолбай?

– Не ругай так себя. Все влюблённые – немного тундряки. Это их святая привилегия… Давай смелей… Проводы на расстоянии… Срезай это расстояние между вами. Однажды подойти у проходной. Гарантирую, не ударит. Может, наоборот, обрадуется. Это ж ты пока за неё всё решаешь…

– Годы… мои квазимоды… Смертельная разница в возрасте… Как эту бездну перескочишь?.. Не быть нам вместе. Вот в чём главная закомука. Как поведёшь в загс? Как выйдешь вместе на люди? Как напишешь её родителям? Нас годы бьют мои… В дочки же годится… Между нами чёрная пропасть в двадцать пять лет!

– Достоевский тоже был старше своей жены на четверть века.

– Но я-то не Достоевский.

– По-моему, я тоже не Достоевский. Однако разница в одиннадцать лет не убила меня. Как видишь, живой. А Чарли Чаплин был старше своей жёнки на тридцать четыре. Восьмеро детей. А вот дядя Вова Шаинский, наш детский композиторёнок, и вовсе расшалился. На сорок девять лет отхватил младше! Троих чебурашек напел! Не стесняйся. Смелей! Что посмеешь, то и пожнёшь!

– Дядя Вова нам не пример.

– А я?

– Разница в возрасте тебя не убила. А Валентинку? Будь на то моя воля, я б судил мужей, кто намного старше своих жён.

– Вот и начни с себя.

– Сначала надо жениться. Поделись опытом, как это ты смог загарпунить… заловить такую молоденечку в свои сети?

– Ну-у, чего захотел… Тебе расскажи, ты и знать будешь… Спи!

Нежданно Глеб дёрнул за больную мою нитку и передо мной вывалился горький клубок, что я всё держал в тайне не только от кого-то постороннего, чужого, но и от самого себя в первую очередь; я врал, безбожно врал, что разница в годах не изводит меня, я просто хорохорился, не давал виду, что переживаю; наверное, эта видимость мне удавалась, я обманывал Глеба, обманывал другого кого, но самого-то себя не обманешь.

И разве хоть как-то нельзя было понять меня? Разве я в том виноват, что такая молодая у меня жена? Ведь я же не заглядывал ей в паспорт в тот вечер в редакции, когда случайно встретил её по телефону. Откуда я мог тогда предположить, что всё кончится загсом?

Я страшился потерять её. Ну почему, почему из-за разницы в возрасте мы должны расстаться? Меня можно б было осуждать, будь выбор столь молодой жены самоцелью. Но я не выбирал нарочно, так вышло, так было угодно судьбе, так пускай это будет угодно и нам. Неужели только из-за того, что я в годах, я обязан отказаться от радостей молодой любви?

Вспомнилось Валино:

«Когда я маме говорила про тебя, была её подружка. Подружка сказала: это хорошо, что старше, будет крепче любить и ценить, И чем старше, тем надёжней».

«Так вот я доказал, что люблю тебя ещё крепче на целых одиннадцать вёсен!» – выпалил я тогда.

Я пристально следил за Валей и не замечал, чтоб разница в возрасте угнетала её. Она у меня и умница, и красавица. Полгода оставалось до медной свадьбы[211], а у неё всё фигура девочки. Это дар от Бога, когда жена одновременно и красива, и умна.

Всё шло у нас ладно.

На медную свадьбу к нам приезжала её мама.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее