Что сказал Бенедикто. Часть 3-4

– Сейчас, прикрой глаза, подыши ровно, подумай о том, что сегодня вечером Алька поволочет к твоему портрету стул, будет тебя целовать, желать тебе спокойной ночи, и ждать, что ты вот-вот приедешь.

– Ну тебя, Вебер.

– Он тебя любит, я тебя люблю. Я не удивляюсь, Гейнц, что тебе снится небесный город, нет сомнения, что ты оттуда. Только заваруха большая впереди, ты локти себе откусишь, когда со своих распрекрасных небес увидишь, как нам тут весело одному за другим кишки выпускают, а тебе – наставнику класса единоборств и главному драчуну Корпуса – будет не вмешаться.

– Вебер, ты это знаешь? Аланд сказал?

– Знаю, он даже кое-что мне оттуда показывал. Силы и так не равны, а ты еще до драки сбежать надумал.

– Я никогда от драки не уходил. И что, моя радость тоже под угрозой?

– Гейнц, я тебе больше, чем всё, сказал, и этого не имел права говорить, не тяни из меня. Музыка – это твоя лесенка, она всего лишь куда-то ведет. Идти по ней устаешь, когда забываешь, зачем ты пошел. Вспомни нашего маэстро. Он плохо играет? Возможно, когда-то и ему этого сделалось мало. Я не знаю, что тебе надо вспомнить, что ты такое главное в себе забыл.

– Принеси кофе и сигарету. Агнес вернется, а я здоров. Мне легче. Иди, пока кофе сваришь, я поправлюсь до конца.

Когда Агнес вернулась, Гейнц по-сибаритски полулежал в кресле, пил кофе и с наслаждением затягивался сигаретой. Агнес покачала головой и засмеялась.

– Лучше бы ты его накормил, Рудольф, он все эти дни ничего не ел.

– Я не подумал, фрау Агнес. Что ему приготовить?

– Я сама, сидите, хорошо устроились. Вы молодцы.

– Фрау Агнес, вы так надолго меня оставили, я по вам истосковался… – начал Гейнц, едва Агнес подошла взглянуть на его сердце.

– Я все уладила с твоими контрактами. Добрый Клеменс написал такое заключение, что мне было довольно процитировать, чтобы твои гастроли без вопросов отложили на необходимое тебе для выздоровления время.

– Клеменс? Вы его все-таки приручили?

– Это было нетрудно, он очень сговорчив, передавал вам приветы. Рад, что вопреки его прогнозам ты быстро поправляешься, хотел тебя проведать, Гейнц, еле отговорила. Ты не рано поднялся?

– Меня Вебер за шиворот вытащил из постели и грозился побить, если я буду сопротивляться. Но мне, как ни странно, лучше. Может, побил бы, так совсем бы прошло. Фрау Агнес… Вытолкайте его за дверь, пожалуйста, пусть едет готовиться к своим концертам.

– Сейчас всех пристроим к делу, это мы с тобой можем никуда не торопиться.

– Я буду таким послушным, фрау Агнес, каким никогда раньше не был. Мне стыдно, Вы ночью плакали, и я решил грешным делом, что я доигрался. Черт со мной, но Ваши слезы? Я их не стою. Сеньор Аландо не передал через Вас для меня указаний?

– Аландо ночью унес в себе твою проклятую болячку, а вы уже всё разнюхали и обсудили мои слёзы, как вам не стыдно…

– Стыдно, я говорю вам: стыдно. Откуда ж мне было знать, прекрасная фрау Агнес, что вы плакали от счастья, что у вас было свидание с нашим дорогим господином генералом.

Агнес дала Гейнцу затрещину, Гейнц притворно застонал, уронил голову.

– Это все, что было необходимо для полного моего исцеления, фрау Агнес. Теперь я здоров. Поцеловал бы вашу руку – да боюсь, ваш муж рассердится …

Она ушла, повторяя вполголоса, что они все – негодные, просто негодные мальчишки. Гейнц счастливо улыбался ей вслед. Гейнц сообщил Веберу, что здесь он будет только отрывать Вебера от занятий, а потому он поедет с Агнес нянчить Альберта.

– Тебе хорошо там побыть, Альберт тебя заболтает, он говорит без умолку.

– Вебер, когда ты готовился стать отцом, ты мог бы прочесть хоть одну книгу о детях. Ребенок должен говорить, когда он говорит, он развивает свой мозг. И когда он выполняет мелкую работу пальчиками – он тоже развивает свой мозг. Ребенок обязан говорить, теребить, перебирать пальчиками. Что толку, что ты молчал все детство, ты и остался идиотом, и рукам твоим было нечем заняться, теперь наверстывай.

Агнес слушала их с улыбкой.

– Нет, но фрау Агнес… Что это такое? – сокрушался Вебер.

– Это Гейнцу стало лучше, Рудольф. Я его увезу, Аландо просил избавить его хотя бы от решения проблем, связанных с пьяными выходками подполковника Хорна.

– Мне что ли напиться? Я бы тоже не отказался от рая, это не честно: он нашкодил – и ему все блага, а я тут один, как раб на галерах…

– Вебер, я мелкую моторику развивал в детстве, когда ты ленился и предавался праздным мечтам. А тебе теперь еще и Клауса воспитывать. Клауса мы ему оставим, да, фрау Агнес? Чтобы он не скучал.

– Не знаю, Гейнц, насчет Клауса я пока не решила.

– Фрау Агнес, почему вы ему потворствуете?

– Я потворствую тебе и твоей работе, заедешь к Ленцу, уточнишь изменившийся график выступлений, поговоришь о ваших дуэтах с Клаусом… Рудольф, ты остался единственным трудоспособным мужчиной здесь. Надеюсь, что не Анна-Мария поедет добывать хлеб насущный?