– …О, как понесся, – удовлетворенно сказал Венцель и встал на кухне у окна, любуясь Вебером. – Точно, красавица. Вот уж не думал, что Вебер такой сумасшедший и такой влюбленный.
– Клаус, ты пошел заниматься, вот и занимайся. Про жену Вебера думай поменьше.
– Да мне нет до нее дела, мне на Вебера смотреть удивительно, такой был спокойный, как не аландовский. Теперь-то все понятно… Он и сердиться умеет?
Дом был одноэтажный, но большой. Стоял особняком, вокруг сад, все цвело. Вебер сразу увидел в окне Альку, приникшего лицом к стеклу. Увидев Вебера, Алька забеспокоился, заоборачивался, что-то говоря в комнату и показывая пальцем в окно.
Взять за раз пакеты, цветы, игрушку было невозможно. Вебер решил, что первый вход он осуществит с пакетами, заодно примерится к обстановке. Знает ли Аня, что он приедет? От волнения даже кружилась голова.
Он вошел в дом. Аня слишком удивлена. Анна-Мария показывает, куда нести поклажу, ее спокойный вид, ее обычный поцелуй в щеку вместо длинных приветствий, успокаивает Вебера, и Анечке его приезд не кажется уже не законным. Алька у Ани на руках весь извивается, чтобы освободиться, стремится занять руки Вебера, пока и так занятые.
– Хорошо, что ты догадался заехать за продуктами… Неси все на кухню. Ты даже это не забыл…
На кухне она тихо спросила про Гейнца.
– Ему лучше. Агнес – волшебница, – также тихо ответил Вебер и поставил пакеты.
– Мне нужно туда поехать?
– Агнес не говорила, и я завтра к обеду возвращаюсь.
– Цветы в машине? Можешь выйти через кухню, эта дверь открыта.
– Я и тебе цветы привез. Только я не знаю, что тебе дарил Кох. Извини, я привез тебе белые лилии – по старой памяти. Ты меня не выгонишь?
– Конечно, нет.
Вебер еще раз вошел в дом, теперь с букетами. Альку пересадил себе на руку, озадачил его игрушечным лохматым щенком, отдал лилии Анне-Марии, к жене приник вместе с букетом, и видел, с каким серьезным любопытством Алька созерцает их долгий поцелуй. Алька трогает диковинно заросшую щеку Вебера – с самого концерта про бритву так и не вспомнил, протискивает пальчики между их лицами, пытается подставить им своё. На щетину Вебера смеется: «как у собачки», предлагает им поцеловать своего щенка, принимая и его в свою семью, тычет на его мохнатые щеки щенка и говорит: «как у папы».
– Ты как беглый каторжник, – шепотом говорит Аня, глаза ее смеются счастьем.
– Я и есть беглый каторжник…
Аня идет ставить цветы, поправляет волосы. Вебер идет за ней, неся Альку на руках, он не способен от неё отойти. Анна-Мария зовет Альку. Предлагает ему показать собачке дом и сад, иначе собачке будет страшно и непонятно. Алька охотно берет Анну-Марию за руку и следует за ней, по пути объясняя игрушке, что «это – папа», что «папа-приехал», что «это – кухня», а «это – окно»… А за окном – канадская сирень. Вся сирень отцвела, а эта цветёт позже и красивее всех, и потому собачка ее посмотрит, понюхает, дядя Вильгельм такую сирень нарисовал. А дядя Вильгельм – вот, показывает на портреты-фотографии – это дед Аланд так придумал, что здесь никого, кроме мамы, Агнес и тети Анны-Марии нет, а на самом деле – все здесь: и дядя Абелёчек, и Гейнцек, и Карл, и Вильгельм, и папа тоже есть.
– Тетя Анна-Мария, а собачкин портрет мы повесим?
– Мы тебя сфотографируем с твоим новым другом и портрет непременно повесим. Как собачку зовут?..
Они выходят в сад, Вебер видит только глаза жены.
– Ты всего-то три дня нас не видел…
– Я думал, это продлится вечность, это и была вечность. Я совсем не могу без вас. Это были не дни, я не знаю, что это было!.. Альберт вырос, он стал лучше говорить…
– Перестань целоваться. Мне неудобно. Вильгельм никогда бы не стал так себя вести со своей женой на людях.
– Какие люди!.. и вообще он старый дурак. Впрочем, я не уверен, на людях – не знаю, но Абелю-то этот целомудренный аскет рога наставил.
– Рудольф, как ты можешь… Анна-Мария, – предупредила о ее возвращении Анечка.
– Через полчаса будем обедать. Альбертик, ты мне поможешь? А то мне скучно будет одной готовить… Ты будешь со мной готовить папе обед?
Ему вручается луковица, сдирать с нее кожуру – это очень интересно и надолго.
– Вот Анна-Мария меня понимает. Ты куда, Аня?
– Помочь. Не Альберт же будет обед варить.
– Вот я уеду – и перечисти хоть ящик лука, я ни на шаг тебя не отпущу, забудь, что это может быть.
– Думаю, что своим досрочным освобождением ты обязан Альберту. Он целые дни тебя ждал.
– А ты нет?
– Я очень старалась мысленно тебя не тревожить.
Вебер видит в отражении зеркала букет белых лилий – и почему-то видит серьезное, почти строгое лицо Фердинанда. И он не знает, как благодарить Абеля за то, что он – обладатель всех несметных сокровищ мира или всех миров.