Отыграли увертюру, пели хорошо, но Аня постоянно чувствовал на себе взгляд Вебера. Венцель с удовольствием глядел на сцену и, не отводя от сцены взгляда, время от времени что-то шепотом комментировал Анечке, иногда склоняясь к самому ее уху, касаясь щекой ее волос. Вебер за спиной у Ани тронул Венцеля и, поймав его вопросительный взгляд, указал ему на выход. Венцель удивленно пожал плечами, кивнул на сцену, но Вебер, не обращая внимания на его немой вопрос, поднялся, шепнул Ане, что сейчас вернется, и направился к выходу. Венцель, все пожимая плечами, пошел следом.
– Ты что, Рудольф, не мог антракта дождаться? Что ты хотел?
Если бы Вебер мог ему ответить. То, как Венцель естественно, непринужденно касался щекой Анечкиных волос, – душило Вебера, и то, как она спокойно, как само собой разумеющееся, это воспринимала, было концом света. Он заставлял себя делать по коридору медленные шаги, заставлял себя медленно и спокойно дышать, но внутри только нарастала волна холодного, спокойного гнева.
– Ты меня помолчать вызвал? Вебер, я вообще-то хотел послушать оперу, а не твое молчание, я пошел в зал, если это все.
– Почему ты пришел сюда с моей женой?
– Но ты же вчера ты не захотел идти, хорошо, что пришел, Аня очень хотела пойти с тобой, мы не знали, что ты передумаешь.
– Мы? Венцель, давай ты уйдешь и больше никогда в жизни никуда с моей женой ходить не будешь, разойдемся с миром.
– Я что-то сделал не так? Ты занят, но ей тоже хочется что-то увидеть, нам с ней интересно. Не так много женщин, Вебер, которые так разбираются в музыке.
– Уезжай отсюда сразу, не заходя больше в зал.
– Рудольф, ты что, ревнуешь? Но ты сейчас просто смешон, я тебя уважаю как музыканта, ты мне симпатичен как человек, но ты все более делаешься странным, с тобой невозможно разговаривать, ты никого не слышишь, ты весь в себе. А вокруг живые люди. И я не обязан тебе подчиняться, Аню я еще должен отвезти домой.
– Я сам ее отвезу, уйди.
– Вебер, у тебя даже взгляд ненормальный. Шел бы ты выспался, тебе эта опера не нужна.
Венцель шагнул к дверям зала, рука Вебера развернула его на месте – и Венцель полетел навзничь. Вебер сложил руки за спиной, он знал, что одного удара Венцелю хватит. За спиною забегали работники театра, Вебер стоял неподвижно, спокойно глядя на Венцеля, замершего на полу. Как он и думал, никакое раскаянье его не мучило. Над Венцелем склонялись то один, то другой, осуждающе, как на изувера, оборачивались на Вебера. Он продолжал стоять неподвижно. Ясно, что сейчас прибежит полиция. Он и не собирается сопротивляться. Венцеля, скорее всего, он убил наповал. Там и убивать нечего – рука сама ударила только вполсилы. Он хотел, чтобы полиция пришла скорее, чтобы его увели отсюда. Но дверь зала отворилась, появилась сначала Анна-Мария, следом Аня. Обе странно посмотрели на него и склонились над Венцелем. Анна-Мария пыталась привести Венцеля в чувство, Аня без конца оборачивалась на Вебера, и взгляд ее наполнялся осуждением. Он понимал, что она его не простит, смотрел на нее неотступно, понимая, что своей рукой убил вовсе не Венцеля, а ее любовь к себе.
Венцель со стоном зашевелился на полу, подошли полицейские, Вебер равнодушно подставил руки наручникам. Аня на Вебера больше не оборачивалась, зато Анна-Мария подошла к Веберу, поздоровалась с полицейскими, но смотрела Веберу в глаза.
– Что ты наделал?
– Я сделал то, что должен был сделать. Я не раскаиваюсь, – сказал Вебер, понимая, что уже врет.
– Раскаиваешься. Ты думаешь, она простит тебя?
Он промолчал, потому что самое страшное Анна-Мария уже произнесла.
– О ней и о сыне ты, как всегда, не подумал? Ты ужасно ударил Клауса.
– Я и думал о них. Надо было сильнее.
– Фердинанд тебя об этом не просил.
– Он ни о чем меня не просил.
– Что ты наделал, Вебер? Куда вы его поведете? Я подойду в участок, надо оказать помощь пострадавшему, – заговорила она с полицейскими.
– Ты можешь не беспокоиться обо мне, занимайтесь своим дорогим Венцелем, если меня отпустят, я его добью, так что не спешите меня вызволять.
– Он не в себе, – сказала Анна-Мария полицейским.
– …Где этот псих?..
Вебер различил в стонах Венцеля членораздельную речь.
– Видишь, он уже очнулся.
– Вебер, ты точно псих!.. – шептал Венцель, пытаясь сесть. – Да отпустите вы его… Какая ты скотина, Вебер… – он опять повалился на пол, морщась от разрывной головной боли.
– Видишь, Анна-Мария, он еще и благородный человек, чего обо мне не скажешь. Идемте, – Вебер пошел к выходу, приглашая за собой полицейских.
Он еще пару раз оглянулся, ждал от Анечки хотя бы взгляда, но она не оглянулась. Ни на какие вопросы в участке он не отвечал, не слышал, о чем его спрашивают. Вроде бы гнева в нем было достаточно, и все-таки спасовал, словно кто удержал его руку.