Ужас, который я испытала прошлой ночью, возвращается с тройной силой. Я судорожно оттягиваю воротник ночной рубашки. Нужно признать, что художник оказался чрезвычайно искусным. Чернила выцвели до ржавого цвета, как запекшаяся кровь, но изображения оставались четкими, все детали – правдоподобными. На рисунках в книге было существо, которое повстречалось мне вчера. Я рассматриваю иллюстрации и не могу отвести глаз. Теперь понимаю, почему тварь, которую я видела на дорожке к дому, показалась мне настолько странной. Настолько не похожей на человека. Из-за слишком длинных конечностей существо выглядит хилым, даже болезненным. Таким, словно едва может выдерживать собственный вес, ведь на нем нет ни мяса, ни жира.
Я продолжаю изучать изображения. Следующие два представляют собой удивительно подробно прорисованные лица. Глаза выглядят яркими и внимательными, они не затянуты пеленой, как у того существа. Быть может, у него какое-то отклонение или оно гораздо старше тех, что нарисованы в книге. Уши расположены высоко и имеют слегка заостренные кончики. Губы такие же широкие и тонкие. Нос – просто два отверстия в центре лица. На коже тушевка, даже кажется, что, если до нее дотронуться, она окажется шершавой.
Только я не планирую проверять это предположение.
Переворачиваю страницу и, не стесняясь в выражениях, отшвыриваю книгу.
Каждый волосок на моем теле встает дыбом, а дыхание спирает. Я не хочу смотреть на это еще раз, но заставляю себя. Дрожащей рукой поднимаю книгу, снова кладу ее к себе на колено и отыскиваю нужную страницу.
Если бы вчера оно открыло свой рот, у меня бы разорвалось сердце. На рисунке существо запечатлено в застывшей позе, как будто собирается накинуться на зрителя. И оно до смерти страшное.
Его пасть – разрез, тянущийся через все лицо. Внутри два ряда зубов. В заднем ряду их множество, все коротенькие, тонкие, как иголки, и ужасно острые. Они расположены кучно и торчат в разные стороны, как будто росли в спешке.
В переднем ряду всего четыре зуба. Два пары клыков в том же месте, что и у меня. Только вот мои раза в четыре короче. У существа они настолько длинные, что я даже не представляю, как помещаются в закрытую пасть.
Как люди могли подумать, что это боги? Скорее сбежавшие из самой преисподней демоны. Не получается представить, как художнику удалось запечатлеть его в таком виде, да и не хочется, если честно.
Я так долго смотрю на этот рисунок, что немного теряюсь в нем. Из своеобразного транса меня выводит стук во входную дверь.
Я с трудом встаю на ноги, оставляя книгу на полу, осматриваюсь в поисках пистолета, проклинаю отца за то, что забрал все оружие и оставил меня запертой в доме приманкой.
Потом вспоминаю о кухонных ножах и бегу в коридор, а пульс бьется в такт с ударами в дверь.
– Альва? – раздается по ту сторону. Голос высокий от страха, но я узнаю его. – Альва, ты там?
– Рен? Рен? Я здесь! Я здесь! – Я прижимаюсь к двери, как будто могу просочиться сквозь нее.
– Альва! – повторяет он. – С тобой все в порядке?
Я слабо смеюсь.
– Ага, в порядке. Мой па запер меня. Закрыл дверь и ставни. Я не могу выйти.
Секундная пауза.
– Хочешь, я помогу тебе выбраться?
– Нет, мне нравится сидеть здесь, как в тюрьме, – выпаливаю я прежде, чем успеваю подумать.
Когда Рен отвечает, в его голосе слышится смех.
– Жаль, тут как раз топор в поленнице лежит.
У меня появляется надежда, и я судорожно придумываю, как лучше поступить.
– Только не дверь, – прошу я. – Окно в ванной. – Оно небольшое, и его потом будет несложно заколотить досками. – С обратной стороны дома.
– Встретимся там.
Направляясь в ванную, я вспоминаю, что все еще в ночной рубашке, которая теперь липнет к потной спине, и что мои грязные нижние юбки продолжают лежать на полу там же, где были оставлены вчера вечером.
– Подожди, – ору я, хватаю вещи в охапку и несу в крошечную переднюю в начале коридора. Там бросаю их в корзину для белья и мою руки. Потом несусь в свою комнату и надеваю единственный комплект одежды, который не сложила в сумку. Волосы оставляю неукротимой черной массой ниспадать до бедер.
– Давай, – кричу я, возвращаясь в ванную, – я готова. Целься в замок.
Через секунду слышно, как ломаются внешние ставни, и трещит толстое оконное стекло.
– Отойди, – командует Рен и выбивает стекло из рамы. Затем лезвие топора пробивает дыру во внутреннем ставне сантиметров на двенадцать левее, чем замок.
– Ой, промахнулся, – сетует мой спаситель.
– Да что ты говоришь, – отвечаю, ухмыляясь.
Я жду в дверном проеме и дергаюсь каждый раз, когда парень ударяет топором. Ни разу еще он дважды не попал в одно и то же место. Когда Рен уже проделывает столько дыр, что ставни становятся похожи на сети, он продавливает топор сквозь дерево и проворачивает его, убирая таким образом отколовшиеся щепки. Затем я вижу его лицо, покрасневшие от усилий щеки и взъерошенные волосы. Парень буквально сияет от удовольствия.
– Добрый день, милая барышня. Кажется, вы заказывали освобождение.