И мой отец должен заплатить за это. Он знал, что твари существуют, и ничего не предпринял, никому не сказал. Если Хэтти и Элин мертвы, значит, он виновен в их смерти так же, как виновен в смерти мамы.
– Ты очень бледная, – замечает Рен, – может, воды?
Я киваю, парень берет меня за руку и ведет на кухню. Я сажусь, а он наливает воду. Делая глоток, я ощущаю легкий привкус дыма и торфа. На стенках стакана все еще остался вчерашний виски.
Я проверяю время. Дункан уезжает через два часа. И увозит с собой мой единственный шанс на побег. Я ждала и готовилась слишком долго, чтобы упустить его.
– Тебе лучше уйти, – говорю я и встаю, – до того, как сюда заявится Джайлз. А мне нужно прибраться. Заколотить окно.
– Я сам заколочу окно.
– Нет, лучше я.
Снова перевожу глаза на часы. Рен прослеживает мой взгляд.
– Что такое? Почему ты все время смотришь на часы?
– Тебе кажется, – не выдерживаю я. – Я правда считаю, что тебе лучше уйти.
За этим следует пауза. Потом лицо парня озаряет понимание.
– В час отправляется почтовая телега, так ведь? Я слышал, как ты вчера говорила с Дунканом.
– Ох, ради всего святого.
Я порываюсь уйти, но Рен хватает меня за запястье. Прищурив глаза, он внимательно всматривается в мое лицо.
– Дункан предложил подвезти тебя? Нет… ты собираешься забраться на телегу тайком, да?
Я стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно.
– Маррен Росс, должна сказать, что у тебя чертовски богатое воображение. И заметь, это говорит девушка, которая вчера видела монстра.
– Ты обращаешься ко мне полным именем, только когда врешь, – с триумфом заявляет он.
Вдруг парень меня отпускает и выбегает из кухни, двигаясь в сторону моей комнаты.
Я следую за ним. Когда вхожу, вижу, как он неуклюже встает на колени, чтобы заглянуть под кровать. Рен противно улыбается, когда протягивает руку и тащит на себя сумку.
– Если ты не собираешься улизнуть, то позволь спросить…
Под моим окном слышится стук сапог, и мы оба замираем, встречаясь взглядами. На его лице написан тот же ужас, что и на моем. И тут в замке входной двери поворачивается ключ.
Глава тринадцатая
Я шикаю на Рена и приказываю ему залезть под кровать. Затем выбегаю в коридор, даже не проверив, послушался ли он. Я очень напугана. Отец. Он увидит, что я наделала. В его спальне и на кухне все перевернуто вверх дном, в ванной по полу разбросаны стекло и щепки, а в кабинете стоит разобранная банкетка с тайными журналами
Отец входит в дом с закинутыми на плечо ружьями, его клетчатая шерстяная накидка заляпана грязью.
Он вздрагивает, когда видит меня в коридоре. Потом его взгляд перемещается в сторону спальни, где раскрыты все шкафы, а одежда валяется на полу. Когда он снова смотрит на меня, в глазах горит темная ярость.
Отец разворачивается и заходит в свой кабинет.
– Альва, – рявкает он через плечо, – иди сюда.
Каждая клеточка моего тела призывает бежать, но я заставляю себя идти. Застываю на пороге и вижу, что отец заметил журнал.
Он кладет ружья на стол, одно за другим, рядом с книгой и сумкой с патронами. Затем вздыхает, ненадолго закрывает глаза и трет пальцами переносицу.
– Тебе обязательно нужно было это сделать? – тихо спрашивает он. – Обязательно нужно было посмотреть?
Я не в силах пошевелиться. Не в силах ничего сказать. Могу лишь наблюдать за тем, как родитель достает пистолеты из висящей на ремне кобуры. Один он кладет на стол, а другой…
Другой остается у него в руке.
И в этот момент приходит понимание, что я умру так же, как моя мама.
Все происходит очень медленно: пальцы отца сжимаются на рукояти пистолета, он поднимает голову, глядя холодными глазами прямо в мои. Я на миг вспоминаю о прячущемся у меня под кроватью Рене. Надеюсь, у него хватит ума оставаться там, пока не подвернется шанс сбежать.
Неожиданно отец поднимает меня за плечи, и мы оказываемся с ним лицом к лицу. Пистолет лежит на столе.
– Какого черта, Альва? – Голос его звучит грубо и потрясенно. – Что, по-твоему, я собирался сделать?
– Ты застрелил ее… – Признание помимо воли соскальзывает с моего языка, а отец замирает.
– Что?
– Ты застрелил ее, – произношу уже громче. Родитель отпускает меня и пятится назад, пока не упирается в стол. – Я все слышала. – Семь лет, проведенных в страхе, печали, недоумении и ярости погружают меня в поток, необратимый, как весенняя оттепель. – Я слышала, как вы ругались, как она кричала и как ты стрелял в нее. Четыре раза.
Он смотрит на меня. И лицо его приобретает землистый оттенок.
– Альва… я…