Читаем Что скрывают красные маки полностью

Что скрывают красные маки

— Деятели культуры — они такие, — поддакнул Бахметьев. — Люди тонкой душевной организации… и вообще. Первыми подпадают под всякие психологические удары. Не удивлюсь, если и актеры заглядывают.

— Была здесь парочка, точно.

— Известные?

— Кому как.

Точнее не скажешь, чего уж там.

— Я вот тоже с одной актрисой знаком. — Бахметьев постарался придать своему голосу максимальную беспечность. — Анастасия Равенская. Не слыхали?

— Из молодых?

— Точно.

— Их разве упомнишь? Как грязи развелось. В наше время товар был штучный. Не то что теперь…

Кит-белуха с видимым удовольствием нырнул в пучину воспоминаний, где покоились Клара Лучко, Наталья Гундарева и Нонночка Мордюкова, царствие им небесное. Воспевая таланты ушедших звезд, Лилия Геннадьевна перешла на ультразвук, и Бахметьев ненадолго отключился. Но углубиться в собственные мысли, как всегда касающиеся Ковешникова (уж тот бы явно преподнес Равенскую ловчее), ему не удалось.

— Яночке это не повредит?

— Э-э… Что именно?

— То, что я вам рассказала. Вам ведь только дай повод, милиции…

— Полиции, — машинально поправил Бахметьев.

— Один черт. Вам палец дай — вы всю руку оттяпаете.

— Я бы не преувеличивал наши аппетиты.

— Знаю я их, аппетиты ваши.

Из доброжелательного собеседника, каким была еще минуту назад, Лилия Геннадьевна вновь превратилась в цепного пса при психоаналитическом кабинете. Причем без всяких усилий со стороны Бахметьева, без всяких намеков и неловких телодвижений. Как ей это удается — загадка. Прямо раздвоение личности какое-то!..

— Яне Вячеславовне ничего не угрожает, поверьте. Во всяком случае, со стороны правоохранительных органов. Она всего лишь свидетель по интересующему нас делу. И то — возможный. Не более того.

— А с какой стороны угрожает?

— Ни с какой. — Бахметьев на секунду задумался. — Надеюсь. Конечно, если бы я мог поговорить с ней лично… В ближайшее время… Во время своих м-м… отлучек она находится в Питере? Может быть, уезжает куда-то?

— Может быть, — нахохлилась Лилия. — А может, и нет. Я не в курсе ее передвижений.

— Понятно. Значит, тогда действуем, как условились. Как только госпожа Вайнрух связывается с вами, вы немедленно связываетесь со мной.

— О вашем визите я ей тоже сообщу.

— Конечно. А лучше всего — передайте нижайшую просьбу перезвонить капитану Бахметьеву. Это я. Запишите где-нибудь…

— На память я пока не жалуюсь, молодой человек.

Распрощавшись с Лилией, Бахметьев покинул психоаналитический кабинет и двинулся в сторону метро «Горьковская». До встречи с Мустаевой оставалось добрых полчаса, и, пока он размышлял, на что бы их потратить, раздался телефонный звонок.

Ковешников.

Всякий раз, когда Ковешников звонил ему, Бахметьев медлил с ответом. И установленный на рингтон куплет из полузабытой песни «Манчестер и Ливерпуль» в исполнении какой-то французской певицы, доигрывал почти до конца. Упираясь в «жю тэмэ»[18] и «ку жэм та вуа»[19], никакого отношения к Ковешникову не имеющим.

Вот и сейчас, сосредоточенно выслушав немудреную историю про Манчестер, Ливерпуль, тысячи незнакомцев и поиски любви, Бахметьев наконец откликнулся.

— Где тебя носит? — желчно поинтересовался Ковешников.

— Вообще-то опера ноги кормят. Как и волка. У меня встреча. Пробиваю одну версию по Ольге Ромашкиной.

Даже под страхом смерти Бахметьев не признался бы лакричному вонючке, что встречается с Анной Мустаевой. Сболтни Женя лишнее — и Ковешников затопчет его, задолбает дешевыми подколками. И гнусными намеками — такими же сальными, как и ковешниковская голова.

— Сворачивайся.

— Не понял.

— Отменяй встречу, чего непонятного? Ты мне нужен.

— А никого другого…

— Никого другого под рукой не нашлось. К сожалению.

Бахметьев пропустил обидную для себя фразу мимо ушей:

— Может, сообщишь тогда, что произошло?

— Ника Шувалова. Девять лет. Пропала вчера днем, во время занятий в художественной школе. Няня ждала ее на улице, но она так и не появилась.

— Мы-то здесь каким боком? Пропажей детей занимаются…

— Пропажей этого ребенка займемся мы, — отрезал Ковешников. — Начальство так распорядилось.

— А как же «Красное и зеленое»?

На том конце провода послышалось сопение. И еще один звук — как будто кто-то легкий (птица или маленький зверек) топчется по гальке. Это Ковешников принялся терзать свой шрам, скрести по нему и постукивать. Так всегда бывает, когда Ковешников страшно недоволен и не знает, как с этим недовольством справиться и в какую дыру его засунуть к чертям. Первое. Девчонка — непростая. Дочь высокопоставленной шишки.

— Это одно и то же. Высокопоставленная и шишка, — зачем-то поправил Ковешникова Бахметьев. — Масло масляное получается.

— Я бы тебе сказал, что получается, грамотей. Уже после того, как девочка исчезла, нашли ее сумку. Альбом, акварельные краски и кисти. Обычный набор для такого рода школ. Так вот, кисти были завернуты в кусок ткани. Знаешь, какой?

— Ну?

— Красные маки на зелени.