Что скрывают красные маки

— Правильнее будет считать это несчастным случаем.

— Нет. Я знаю, что такое несчастный случай. Несчастный случай — это то, что произошло в Мадриде. На вокзале Аточа. За девять месяцев и пятнадцать дней до того, как я ее убил.

— И что же там произошло?

— Сработали взрывные устройства. В четырех поездах.

— Ничего не слышала об этом.

— Слышали. Просто забыли. Больше десяти лет прошло. Вы, наверное, были маленькой девочкой.

— Погодите… Ну, конечно. Взрывы в Мадриде. Я помню. Тогда мы принесли свечи к консульству. И цветы. Кажется, гвоздики, или, может быть…

— Маки?

— Ну что вы. Это была ранняя весна. И я уже не была маленькой девочкой.

— Как они выглядят?

— Маленькие девочки?

— Гвоздики.

— Обыкновенно. Красные цветы, небольшие. Край цветка волнистый.

— Это маки.

— Красные и белые цветы.

— Белые маки тоже существуют.

— Ранняя весна — слишком холодное время для маков.

— Вы не понимаете. Макам все равно.

— Ну, хорошо. Пусть маки. Мы принесли их к консульству в память о жертвах теракта. Это был теракт. Множество погибших.

— Сто девяносто два человека. И это был несчастный случай.

— Сработали взрывные устройства. В четырех поездах. Вы сами так сказали. Разве это похоже на несчастный случай?

— Снова я все напутал… Несчастный случай произошел раньше. Просто из-за взрывов никто его не заметил. Никто не вспомнил о нем.

— Можете его описать?

— Я потерял птицу.

— Разве можно потерять птицу?

— Потерял из вида.

— Она улетела?

— Просто исчезла.

— Это и есть несчастный случай?

— Когда теряешь что-то важное, разве не становишься несчастным?

— Вы правы. Да. Наверное, это была особенная птица?

— Красные перышки на голове. Желтые лапки. Она — мой лучший друг.

— Мне жаль.

— Хотите, расскажу, как все было?

— Для этого вы здесь.

— Для этого вы здесь.

— Да, конечно. Продолжайте.

— Мы с мамой стояли на перроне в Алькала-де-Энарес. Мы тогда жили в Алькала-де-Энарес, не знаю почему.

— Приехали к кому-то погостить? К родственникам или друзьям…

— Нет-нет. У нас нет друзей и родственников. И никогда не было.

— А птица?

— К птице не приедешь в гости. Я ведь не сумасшедший. Или вы думаете, что я…

— Конечно, нет.

— Потом я расскажу вам о птице. Это важно. Потом, не сейчас. Сейчас утро, и мы с мамой стоим на перроне. Маме надо ехать в Мадрид, я ее провожаю. Вообще-то ехать всего ничего. Минут сорок — и ты на месте, на Аточе, центральном вокзале. Но я всегда провожаю ее по утрам. Смотрю, чтобы никто ее не толкнул. Не задел, когда она садится в вагон. Очень много народу по утрам отправляется в Мадрид. Все работают там.

— Ваша мама тоже там работала?

— Может быть. Я не помню. Двенадцать лет прошло. Помню, как мы стоим на перроне и говорим о чем-то. О Высшей школе Права, да. В Алькала-де-Энарес есть Высшая школа Права.

— Вы там учились?

— Мама хотела, чтобы я там учился. Точно. Она хотела, чтобы я там учился, из-за этого мы и приехали в Испанию. Но я не уверен. Высшая школа Права или что-то другое… Все равно ничего из этого не вышло.

— Почему?

— Язык. Все упирается в язык. Я не смог выучить испанский.

— Он оказался слишком сложным?

— Для него не оказалось места.

— Не понимаю.

— Здесь, у меня внутри. Все уже занято другими языками. Русским. Русского очень много — мы с мамой русские, вот все им и забито.

— Вам это мешает?

— Иногда не хватает воздуха, но… Нет, не мешает. И еще один. Забыл, как он называется. Адорабль. Оншонто.

— Похоже на французский.

— Забыл, как называется.

— Французский. Я занималась им факультативно, в университете. У вас хорошее произношение.

— Надеюсь, еще вспомню, что это был за язык. Потом, не сейчас. Сейчас мама должна сесть в поезд. Пять минут до отправления. Мы стоим на перроне, еще и семи утра нет. Но очень много народа, очень. Я помню одного человека рядом с нами, латиноамериканца. Наверное, это был колумбиец. Знаете, чем отличаются колумбийцы от перуанцев? Или мексиканцев, или кого-нибудь еще…

— Нет.