— Я сделал странное и таинственное открытие,— сказал он лукаво, позволяя маме переварить его слова.— У нас здесь полтергейст. Творятся странные вещи — повсюду горшки и кастрюли. Моя бедная экономка очень встревожена, и хотя я ей ничего не говорил, но я подозреваю, что у нас орудует полтергейст.
Лицо мамы немедленно оживилось, и она остановилась.
— Полтергейст? Как интересно! Он как-то проявляет себя?
— Мама, кофе уже готов,— я поспешила позвать маму, стараясь помешать их беседе завязаться. Если бы мама ввязалась в разговор про призраков и другие сверхъестественные вещи, я бы так и не смогла затащить её в дом. Эта тема могла полностью поглотить её внимание. И когда она начинала описывать увиденные вместе с моей бабушкой в Индии образы и другие странные происшествия, никто не знал, когда это закончится. В данном случае, возможно, с мистером Битлом и местным викарием, приглашённым для проведения сеанса экзорцизма в моём пансионате.
— Боюсь, мне пора идти,— с неохотой сказала мама, услышав мой настойчивый голос. Она взяла обратно свою корзинку, с нежеланием отрываясь от этой увлекательнейшей темы. Мистер Битл с тоской посмотрел ей вслед.
— Привет, дорогая. Извини, что задержалась,— она поцеловала меня.— Я только что узнала кое-что очень интересное — настоящий полтергейст! И причём рядом!
— Что за вздор! — сказала я.
— Может и вздор. Но кто знает, в этих старых домах…— ответила мама, не желая подвергать историю мистера Битла сомнению.— Может тебе повезёт и ты обнаружишь одного у себя.
— Упаси Боже! — презрительно ответила я.
Мы зашли внутрь, и я показала маме, что сделала со старым домом. В гостиной нам встретился весёлый Эдвард. Он нёс пустую бутылку от молока, и я их познакомила, внимательно наблюдая за лицом мамы. Она не могла не оценить великолепие обтягивающих брюк, рубашку цвета охры и мексиканские сандалии. Отличная картина, особенно если учитывать устойчивое благоухание чеснока. Он с любопытством поприветствовал мою маму, она по привычке ответила спокойно, и я было обрадовалась, так как её лицо совершенно не отразило никакой внутренней тревоги. Но я ошиблась. Через несколько минут мы сидели в уединении гостиной за чашкой кофе, и я обнаружила, что её реакция — особенно на брюки Эдварда — совершенно отличалась от моей. Она выразила её несколькими словами: «Ужасно вульгарно, его могут арестовать, если он будет разгуливать в таком виде. И я не удивлюсь, если он не связан с торговлей белыми рабами. Откуда он берёт деньги?»
Я подумала, что слышать такие вещи от человека, настолько толерантного, как моя мама, просто неразумно, и я поспешила защитить его. «Но он тебе понравится, я знаю, он божественно готовит карри и всё такое, плюс кладёт много чеснока. Иногда я даже думаю, не перебарщивает ли он с ним» — добавила я, так как заметила, что с приездом Эдварда в гостиной часто пахнет так, как будто его только покинула армия греческих пастухов.
— Посмотрим.— Мама сняла шляпку и вытащила вязание.— А сейчас расскажи мне про детей. Как им в новой школе?
— Не очень,— угрюмо ответила я. Когда я вспомнила про детей, моя материнская любовь немного утихла.— Вчера Джерри хулиганил, и его отправили домой.
— В самом деле? У меня есть что сказать на это,— мама была возмущена.— Что это монстр, который обращается с ребёнком подобным образом? С ребёнком, который за всю жизнь ничего плохого не натворил, бедняжка!
Это было не совсем так, но мама всегда спешила защитить своих внуков, и не только своих.
— В этот раз он на самом деле вёл себя не совсем хорошо,— сказала я.— Он взял с собой ту картину, которую забыли Лоренс с Нэнси. Ту, с которой Нэнси делала копию для вышивки, когда она была здесь беременная.
— Ах ту! — мама фыркнула.— Я думала, что Лоренс будет поумнее и не оставит такое просто валяться!
— Ну да! — ответила я.— Адам и Ева, с вожделением смотрящие друг на друга. А между ними нет и фигового листочка. Он сказал, что сделал её специально к моему дню рождения, и повесил её в классе. Потом они словили его.
— У него были светлые мысли, невинное дитя,— мама выглядела умилённой.
— Не вижу в таком поведении ничего хорошего,— ответила я.
— Но нельзя было допускать, чтобы она просто валялась и наводила искушение,— с упрёком сказала мама.— К тому же эта картина с этим змеем, ползущим по выпирающим местам, ужасно вульгарна! Это не искусство! Так же я сказала и тогда,— продолжала она, разволновавшись.
— Я пыталась заставить их ходить в воскресную школу,— прервала я её, так как мои мысли теперь были полностью заняты детьми.— Они сходили один и раз и отказались ходить туда вообще. Они сказали, что там скучно,— я всё мрачнела и мрачнела.
— Ну что же, мальчишки есть мальчишки,— утешила меня мама, наливая себе ещё кофе.
— Я уверена, что мы не были такими ужасными в детстве,— продолжала я задумчиво.