Согласно Ипполиту, «судьба» и «позитивность» являются двумя ключевыми концептами гегелевского мышления. В частности, термин «позитивность» у Гегеля находит свой действительный топос в оппозиции между «естественной» и «позитивной» религией. Если естественная религия затрагивает непосредственное и общее отношение человеческого разума к божественному, то позитивная, или историческая, религия включает в себя комплекс верований, правил и обрядов, которые в определенном обществе и в определенный момент истории были предпосланы людям извне. «Позитивная религия», — пишет Гегель в отрывке, цитируемом Ипполитом, — «предполагает чувства, запечатленные в душах посредством той или иной степени принуждения, действия, являющиеся результатом повеления, следствием повиновения, выполняемые без непосредственной заинтересованности»[15]. Ипполит показывает, как противопоставление природы и позитивности соответствует, в данном случае, диалектике свободы и принуждения, разума и истории. В отрывке, который не мог не привлечь к себе внимание Фуко и который содержит нечто большее, чем простое предсказание понятия о диспозитиве, он пишет: «Здесь видна совокупность вопросов, возникающих в контексте понятия о позитивности, и последовательные попытки Гегеля соединить диалектически — диалектикой, еще не вполне себя в качестве таковой осознающей, — соединить чистый разум (теоретический и, главным образом, практический) и позитивность, то есть исторический элемент. С одной стороны, позитивность воспринимается Гегелем как препятствие человеческой свободе и, как таковое, подвергается осуждению. Поиск позитивных элементов определенной религии и, можно добавить, общественного строя, означает открытие в них того, что навязывается человеку по принуждению и омрачает чистый разум; с другой стороны, становящейся преобладающей в итоге развития мысли Гегеля, позитивность должна быть согласована с разумом, призванным, таким образом, преодолеть свой абстрактный характер и обрести соответствие конкретному богатству жизни. Так проясняется, почему понятие позитивности помещается в центр гегелевской перспективы[16] (с. 46). Если «позитивность» является именем, которым, согласно Ипполиту, молодой Гегель наделяет исторический элемент, со всем присущим ему бременем правил, ритуалов и установлений, наложенных на индивидума внешним авторитетом, и который, можно сказать, интериоризируется в системы верований и чувств, то Фуко, заимствуя этот термин (который позднее станет «диспозитивом»), обращает свое внимание на принципиальный вопрос, который впоследствии станет наиболее характерной для него проблематикой. Это отношение между живыми существами — индивидами, и историческим началом, означающим совокупность установлений, процессов субъективации и правил, конкретизирующих соотношения сил. В отличие от Гегеля, конечной целью Фуко не является примирение двух элементов. Как не является ею и эмфатизация конфликта между ними. Фуко расследует
3. Теперь должно стать более понятным, в каком
Ведь именно диспозитивы становятся тем, что в философской стратегии Фуко занимает место универсалий: не та или иная полицейская мера, технология власти или некое общее построение, но, скорее — как следует из интервью 1977 года — «сеть (
Если мы попытаемся проанализировать термин «диспозитив» в том виде, в каком он представлен в общедоступных словарях французского языка, то увидим, что он приобретает три различных значения:
— строгий юридический смысл: «диспозитив — часть суждения, содержащая решение по противопоставлению мотивов». То есть часть определения (или закона), которая решает и предписывает[17];
— технологическое значение: «способ расположения частей машины или механизма, и, в широком смысле, сам механизм»[18];
— военное значение: «совокупность средств, расположенных в соответствии с планом»[19].