Читаем Что современно? полностью

Итак, перед нами две большие категории: живые существа (сущности) и диспозитивы. Между ними — в качестве третьего элемента — субъекты. Субъектом я называю происходящее из отношения, своего рода ближний бой между живущими и диспозитивами. Конечно же, субстанции и субъекты, как и в старой метафизике, накладываются друг на друга, но накладываются они не полностью. Например, тот же самый индивидуум, сущность, может быть местом многократных процессов субъективации: будь то пользователь сотовой связи и Интернета, человек, просто пишущий рассказы, любитель танго, антиглобалист и многое другое. Чудовищному росту диспозитивов в наше время соответствует такое же чудовищное развитие процессов субъективации. Это может создать впечатление, будто категория субъективности в наше время колеблется и утрачивает консистен цию. Однако точнее будет сказать, что речь идет не о прекращении или преодолении. Мы имеем дело с диссименацией доведения до крайности той личины притворства, что всегда сопровождала всякую личностную идентичность.

7. Вероятно, не было бы ошибкой определить окончательную фазу капиталистического развития переживаемую нами, в качестве гигантской аккумуляции и пролиферации диспозитивов. Конечно же, диспозитивы имели место с самого момента появления человека разумного (homo sapiens). Но в наши дни в жизни индивидуумов не осталось ни одного момента, который не был бы моделирован заражен, контаминирован или контролируем каким‑либо диспозитивом. Как мы можем противостоять этой ситуации, какой стратегии мы должны следовать в нашей повседневности, в которой мы пребываем в ближнем бою с диспозитивами? Речь вовсе не идет о том, чтобы просто разрушить их, или, как подсказывают некоторые наивные, использовать их справедливым образом.

Так, живя в Италии, в стране, в которой жесты и поведение индивидуумов подверглись тотальной трансформации посредством мобильных телефонов, в итальянском обиходе называемых «телефончиками» (telefonino), я выработал в себе глубокую неприязнь к этому диспозитиву, который сделал отношения между людьми еще более абстрактными. Многократно я ловил себя на мысли, как бы сломать или дезактивировать мобильные телефоны, истребить их, или, по меньшей мере, наказать и заключить в тюрьму тех, кто их использует. Однако не думаю, что это было бы справедливым решением проблемы. Совершенно очевидно, что диспозитивы не являются несчастным случаем, в который люди попали по чистой случайности. Своим происхождением они обязаны самому процессу «гуманизации», сделавшему «гуманными» животных, которых мы классифицируем под рубрикой «человек разумный» (homo sapiens). Действительно, событие, которое произвело на свет человеческое, по отношению к животному миру, представляет собой разделение, некоторым образом, воспроизводящее разделение, которое экономика осуществила между бытием и действием в Боге.

Это разделение отделяет живущего от него самого, прерывает непосредственную связь, которую он поддерживал со своим окружением, связь с тем, что Икскюль[35], а после него Хайдеггер называют кругом «рецептор–дезингибитор». Разлом и прерывание этого отношения производят в живущем скуку — то есть способность разорвать непосредственное отношение с дезингибиторами — и производят Открытое, под которым понимается способность осозновать бытие как бытие, то есть конструировать мир. Эта новая возможность, одновременно, дарует жизнь диспозитивам. Они же стремятся заполонить Открытое инструментами, объектами, гаджетами (gadgets), безделицами и технологиями всякого рода. Посредством диспозитивов человек старается заставить работать вхолостую (girare a vuoto) отделившиеся от него животные характеристики, чтобы наслаждаться Открытым и бытием в их непосредственности. Так, у истоков всякого диспозитива, на самом деле, стоит простое человеческое желание счастья, тогда как заключение и субъективация этого желания в отдельную сферу придает диспозитиву его специфическую мощь.

8. Сие означает, что стратегия, выбранная нами в ближнем бою с диспозитивами, не может оказаться простой. Ведь на кону освобождение того, что было заключено и отделено их посредством, его возвращение к возможности всеобщего использования. В связи с этим я хотел бы поговорить о понятии, над которым работаю в последнее время.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)

В предлагаемой вниманию читателей книге представлены три историко-философских произведения крупнейшего философа XX века - Жиля Делеза (1925-1995). Делез снискал себе славу виртуозного интерпретатора и деконструктора текстов, составляющих `золотой фонд` мировой философии. Но такие интерпретации интересны не только своей оригинальностью и самобытностью. Они помогают глубже проникнуть в весьма непростой понятийный аппарат философствования самого Делеза, а также полнее ощутить то, что Лиотар в свое время назвал `состоянием постмодерна`.Книга рассчитана на философов, культурологов, преподавателей вузов, студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук, а также всех интересующихся современной философской мыслью.

Жиль Делез , Я. И. Свирский

История / Философия / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги