Читаем Что современно? полностью

5. Надеюсь, что это обобщенное изложение поможет вам понять, насколько первостепенно важна та функция, которую понятие об «экономике» приобретает в христианском богословии. Начиная с Климента Александрийского[27], оно отождествляется с понятием о промысле и начинает обозначать спасительное правление миром и историей людей. Если так, то каков перевод этого фундаментального греческого термина в писаниях латинских отцов? Ответ: диспозиция (dispositio). Так латинский термин диспозиция (dispositio), от которого происходит наш термин «диспозитив», начинает вбирать в себя всю сложную семантическую сферу богословской экономики. «Диспозитивы», о которых говорит Фуко, определенно соединены с этим богословским наследием и могут быть возведены к тому первоначальному разлому, что разделяет и, одновременно, артикулирует в Боге бытие и практику, природу и сущность, оперирование, посредством которого Он администрирует и управляет миром творения. Термин «диспозитив» обозначает то, в чем и посредством чего реализуется чистая активность, управление без какого бы то ни было основания в бытии. Именно поэтому диспозитивы должны всегда содержать в себе процесс дезобъективации, должны продуцировать свой субъект. В свете этой богословской генеалогии диспозитивы Фуко приобретают новое доплнительное значение в том контексте, в котором они пересекаются не только с «позитивностью» молодого Гегеля, но и с «остовом, каркасом» (Gestell) позднего Хайдеггера[28], этимология которого родственна этимологии «диспозиции» (dis‑positio, dis‑ponere, где немецкое stellen соответствует латинскому ропеrе). В «Технике и повороте» (Die Technik und die Kehre) Хайдеггер пишет, что слово Gestell [29], обычно обозначающее «аппарат» (Gerat), для самого философа терминологически подразумевает «совокупность распоряжения (dis‑porre) (Stellen [30]), которое располагает (dis‑pone) [31] человеком, то есть требует (Bestellen [32]) от него вскрытия реальности как способа управления [33].

Близость этого термина к диспозиции (dis‑positio) богословия и к диспозитивам Фуко очевидна. Общим для всех этих терминов является их соотнесенность с «экономикой», то есть с совокупностью практик, знаний, мер, институций, целью которых является правление, управление, контроль, ориентация в направлении, считающемся полезным, соответствующие образы поведения, а также жесты и мысли людей.

6. Одним из методологических принципов, которыми я стараюсь руководствоваться в своих исследованиях, является выделение в тексте или же определенном контексте, являющемся в данный момент предметом изучения, того, что Фейербах [34] определял в качестве «философского элемента». Речь идет об определенной способности раскрытия (Entwicklungsfahigkeit) текста, о месте, топосе (locus), моменте, в котором он становится восприимчивым к развитию. Интерпретируя и развивая в указанном направлении текст определенного автора, мы приближаемся к моменту, в который отдает себе отчет в невозможности продолжить следование без нарушения самых элементарных правил герменевтики. Это означает, что развитие текста достигает пункта нерешаемости (indecidibilita), в котором различение между автором и интерпретатором делается невозможным. В этот, наиболее счастливый для интерпретатора момент, наступает осознание того, что настало время оставить анализируемый текст и продолжить исследование своим путем. Именно поэтому я приглашаю вас оставить контекст филологии Фуко, в котором мы путешествовали до сего момента, и переместить диспозитив в новый контекст. Я предлагаю вам ни больше ни меньше, как обобщенно поделить все существующее на две группы, два класса: с одной стороны, перед нами предстанут живые существа (субстанции), а с другой, диспозитивы, в которые они непрестанно помещены. Вновь воспринимая богословскую терминологию, онтологии творений противопоставляется экономика диспозитивов, стремящихся управлять ими и направлять к добру. Обобщая после всего уже сказанного обширный список диспозитивов Фуко, я назвал бы диспозитивом любую вещь, обладающую способностью захватывать, ориентировать, определять, пресекать, моделировать, контролировать и гарантировать поведение, жестикуляцию, мнения и дискурсы живых людей. Не только тюрьмы, психбольницы, паноптикумы, школы, исповедь, фабрики, дисциплина, юридические постановления, соприкосновение которых с властью в определенном смысле очевидно, но и письменные принадлежности, письмо, литература, философия, агрикультура, сигареты, навигация, компьютеры, сотовые телефоны, и, почему бы и нет, сам язык, возможно, самый древний из диспозитивов, в ловушку которого, тысячелетия и тысячелетия назад, некто из приматов, не отдавая себе отчета в последствиях, имел неосторожность оказаться пойманным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)

В предлагаемой вниманию читателей книге представлены три историко-философских произведения крупнейшего философа XX века - Жиля Делеза (1925-1995). Делез снискал себе славу виртуозного интерпретатора и деконструктора текстов, составляющих `золотой фонд` мировой философии. Но такие интерпретации интересны не только своей оригинальностью и самобытностью. Они помогают глубже проникнуть в весьма непростой понятийный аппарат философствования самого Делеза, а также полнее ощутить то, что Лиотар в свое время назвал `состоянием постмодерна`.Книга рассчитана на философов, культурологов, преподавателей вузов, студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук, а также всех интересующихся современной философской мыслью.

Жиль Делез , Я. И. Свирский

История / Философия / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги