Что таится за завесой

В последний раз я видела песок, когда ковыляла по нему, пытаясь найти на берегу Брана или то, что от него осталось.

Как легко было иногда забыть жизнь, которую оставил позади. Легко притвориться, что это вовсе не мое прошлое, ведь новая жизнь так сильно отличалась от того простого мира, в котором самой большой моей проблемой виделся мужчина, желавший получить от меня то, чего не следовало желать.

Я отвернулась от воды, и слова брата снова вспыхнули у меня в голове. Ни в коем случае я не должна попасть в руки фейри – лучше мне умереть. Инструкции Брана я понимала. Но было в его предупреждении что-то еще, более грозное, о чем казалось страшным и помыслить.

Кэлум убедил меня, что все равно надо жить, но ему придется принять, что для меня предпочтительнее смерть, чем Альвхейм, если когда-нибудь этот выбор встанет передо мной.

Я прижалась лицом к груди Кэлума, больше не желая смотреть на воду. Невыносимо было вглядываться в волны и представлять, что случилось с телом Брана. Унесло его приливом или он остался лежать где-то поблизости?

Часть меня, которая всегда будет искать его, хотела обшарить внизу скалы в поисках хоть каких-либо признаков тела, но я очень хорошо понимала, что никогда его не найду.

И больше никогда его не увижу.

– Я скучаю по своей семье, – пробормотала я, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза.

Я скучала по маме и задавалась вопросом, в порядке ли она и хорошо ли с ней обращаются, пока нас нет. Я скучала по брату, который погиб, пытаясь спасти меня от жизни в страданиях.

Я скучала по отцу, которого убили, когда я была еще девочкой.

Кэлум нежно обхватил меня за голову обеими руками, слегка сжав пальцы, оторвал мое лицо от груди и посмотрел на заплаканные щеки, будто хотел стереть из памяти все, что причиняло мне боль. Он провел большим пальцем по катившейся слезе, вытер ее и прижался губами к моему лбу.

– Я теперь твоя семья, – мягко сказал он.

Его слова немного успокоили меня, но я все равно чувствовала себя одинокой лодкой, потерявшейся в тумане и плывущей без цели.

Я хотела сказать Кэлуму, что это не одно и то же, что мы никогда не будем настоящей семьей друг для друга, ведь нас в любой момент могут забрать наши половины, а завести ребенка, который потом останется совсем один, и вовсе казалось немыслимым. Однако я не могла заставить себя произнести все это. Мне хотелось погрузиться в слова, которые он произнес, и поверить в отдаленно счастливую, хотя и неосуществимую, картину.

Хотя бы ненадолго.

– Я люблю тебя, моя звезда. Думаю, я влюбился в тебя, когда ты приставила мне нож к горлу. Ничто и никогда не изменит этого, – пробормотал Кэлум.

Его слова зажглись внутри меня холодным огнем. Это было невозможно, но я не могла отрицать, что чувствовала то же самое.

– Мелиан говорит, мы не способны любить никого, кроме своих половин, потому что метка изменила нас, – произнесла я, глядя на него.

Я дала Кэлуму возможность взять свои слова обратно, хотя сама молилась, чтобы именно это он и имел в виду.

После нескольких коротких недель, проведенных с ним рядом, я не могла представить свою жизнь без него. Наша связь укоренилась во мне так сильно, что я больше не знала, кем буду без него.

Кэлум скользнул спиной вниз по стене, потянув меня за собой. Мы сели, прислонившись к склону горы. Он смотрел на воду, прижимая мою голову к своему плечу, и, казалось, упивался ощущением солнца на своей коже и свободой, которая исходила от природы.

– Не сомневаюсь, что Мелиан верит в то, что говорит, – сказал Кэлум, взяв мою руку в свою и подняв ее, чтобы коснуться того места, где билось его сердце. – Но я тебе клянусь – мое сердце бьется только для тебя.

Мой решительный настрой растворился, когда я взглянула в эти обсидиановые глаза, а его губы коснулись моих. Он поцеловал меня мягко, нежно, словно я была единственной ценностью в его мире.

Но я еще не могла ответить ему тем же, хотя слова уже звучали у меня в душе. Признаться Кэлуму в любви означало дать ему власть надо мной, силу, чтобы причинить боль, и я пока не была готова к этому последнему шагу. Слишком много боли я перенесла за последние несколько недель и слишком многого до сих пор не знала о нем.

Он отстранился, понимающе улыбаясь мне, словно и не ждал, что я верну ему признание.

– Ничего, детка, у нас впереди все время мира, – сказал Кэлум, подставляя лицо солнцу.

– А расскажи мне, как ты жил до того, как Завеса упала? – спросила я.

Мне казалось, что этот вопрос поможет ему открыться мне чуть больше. Если бы он смог это сделать, то, вероятно, и я бы смогла избавиться от неослабевающего страха, что он причинит мне боль. Если бы я знала его получше, возможно, смогла бы позволить себе полюбить его.

– О чем же тебе рассказать? – спросил Кэлум, и его тело на мгновение напряглось, прежде чем он заставил его расслабиться.

Он переложил ноги, устраиваясь поудобнее, и я нисколько не сомневалась, что у него нет особого желания рассказывать мне о своей жизни. Все, что мне хотелось узнать о нем, приходилось выпытывать наводящими вопросами.