Читаем Что такое анархизм полностью

Настанет время, когда раздавленная буржуазия будет в безумном страхе метаться у ног восставшего народа, придет время, когда анархический коммунизм станет практической программой дня. Возможно, что тогда прямолинейные и суровые коммунисты, пылая „нравственным“ пылом одарить всех своим „научным“ „благополучием“, слишком далеко зайдут в своем похвальной усердии... Тогда и только тогда мы с ними поспорим. Кто посягает на свободу, кует мечи бунтовщикам. В недрах Коммуны постепенно вырастут элементы новой гражданской войны. „Личная свобода“будет боевым ключей индивидуализма, а „общественное благо“ будет знаменем коммунизма.

Кто из них победит? Увы! Этого нам теперь сказать никто не может. Мы одно только знаем, что душой и телом мы всегда будем не за тех, кто хлопочут о чужом благополучии, а за тех, кто вечно сеют святое недовольство и чего то ищут; душой и телом мы будем за тех, кто будут гордо толкать нас все выше и выше, будут звать людей все дальше и дальше, в далекую синюю даль...

***

Теперь ждет нас совершенно иное возражение. Нас могут спросить: „Если и индивидуалисты принимают лозунг „Коммуна“, то чем же они, собственно, отличаются от коммунистов?“

Во всем предыдущей мы старались наметить общие черты индивидуалистического анархизма. Мы старались показать, как мы целиком отвергаем целый ряд принципов, которые являются основными для анархического коммунизма. Мы пытались раскрыть всю противоречивость производства и творчества, всю фиктивность свободных договоров, всю мещанскую узость взаимной помощи, всю деспотичность морали и всяческих третейских судов. Нам кажется, что уже одна эта критическая работа индивидуализма должна внести свежую струю в анархистское мировоззрение.

Однакож этого мало. Индивидуализм, как нам кажется, дает новую прочную опору для построения всей нашей тактики на яркой базисе личности. Наша тактика перестает быть мешком, наполненный искусственно сочиненными „приемами борьбы“ и механически привешенным к нашему идеалу. Она превращается в творчество личности, она является как бы относительный осуществлением уже теперь нашего смутного, далекого идеала. В глазах индивидуалиста идеал и тактика не отделены бездной, а сливаются в нечто гармоническое. То, что идеал обещает, тактика реализует. Если наш анархистский идеал обещает нам абсолютную свободу, то тактика должна состоять в том, чтоб учить личность пользоваться ей уже теперь, перенести грядущий идеал в настоящее, фактически осуществлять анархизм в жизни.

Мы здесь только роняем эту идею, чтоб возвратиться к ней в другой раз и подробно развить ее. Мы хотим здесь только указать на ту относительно новую точку зрения, которую вносит индивидуализм в наше учение о тактике.

В другой раз мы не откажемся также показать, что и в области организационных идей индивидуализм должен сказать свое слово. Нам кажется, что ни централизм, ни федерализм не гармонируют с анархистским учением. Анархизм требует не объединения групп на почве юридического договора, а слияния их на почве естественного влечения. Нашу точку зрения в организованном вопросе мы называем унитаризмом, желая подчеркнуть, что мы рассматриваем все анархистские группы не как союзы антагонистических организаций, а как одну единую группу.

Но самой крупной заслугой индивидуализма нам кажется уничтожение последних остатков фетишизма. Между тем как анархический коммунизм хочет из свободной коммуны сделать какой то новый фетиш, хочет сделать из „общества“ какого то идола, индивидуализм сызнова резко ставит старый трагический вопрос о личности. „Вы обещаете нам всякое благополучие в ваших коммунах, говорит индивидуалист своему соседу коммунисту. Несомненно, что материальное благосостояние значительно возрастет в этом обществе. Несомненно, что в нем нет места многим грубый формам угнетения. Но вы, в пылу своего строительства, забываете только одно — вы забываете личность. Или неужели вы думаете, что жизнь личности исчерпывается коллективный производством? Где же личность в вашей коммуне? Чем она будет жить? Неужели она найдет удовлетворение в производстве ботинок или шляп? Как вы не понимаете, что мятежный дух творчества должен разорвать всякие общественные рамки, что он может остановиться только перед фатальными силами природы? Бросьте же реакционную проповедь идеального, совершенного общества и перенесите идеал во внутренний мир самой личности. Учите нас не строить новые общественные казармы, а творить новую личность, творить новый тип человека. Научите людей смеяться над всяким благополучием, презирать всякие „идеальные“ общества, ломать и рвать всякие цепи. Научите их любить и боготворить только одно — свободу, но до того, чтоб она превратилась в их стихию, в их воздух“...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Советский век
Советский век

О чем книга «Советский век»? (Вызывающее название, на Западе Левину за него досталось.) Это книга о советской школе политики. О советском типе властвования, возникшем спонтанно (взятием лидерской ответственности за гибнущую страну) - и сумевшем закрепиться в истории, но дорогой ценой.Это практикум советской политики в ее реальном - историческом - контексте. Ленин, Косыгин или Андропов актуальны для историка как действующие политики - то удачливые, то нет, - что делает разбор их композиций актуальной для современника политучебой.Моше Левин начинает процесс реабилитации советского феномена - не в качестве цели, а в роли культурного навыка. Помимо прочего - политической библиотеки великих решений и прецедентов на будущее.Научный редактор доктор исторических наук, профессор А. П. Ненароков, Перевод с английского Владимира Новикова и Натальи КопелянскойВ работе над обложкой использован материал третьей книги Владимира Кричевского «БОРР: книга о забытом дизайнере дцатых и многом другом» в издании дизайн-студии «Самолет» и фрагмент статуи Свободы обелиска «Советская Конституция» Николая Андреева (1919 год)

Моше Левин

Политика
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука