Лало стал возбужденно оправдываться, говорил, что сделал все как надо. Он так разнервничался, что поскользнулся на чем-то и, пытаясь сохранить равновесие, наступил ногой в ведро с побелкой, которая растеклась по замызганному, покрытому толстым слоем пыли паркету. В эту самую минуту в дверь позвонили. Из домофона мне ответил участковый полицейский, он спрашивал хозяев квартиры. Я открыла дверь, и он ввел двоих понурившихся мальчиков, с тоскливым вниманием рассматривающих носки своих кроссовок.
– Вот, по заявлению потерпевшего удалось найти украденные у него айфон и бумажник с деньгами. Прохожие помогли, видели вот у этих двоих. А они говорят, что не крали ничего, что им тут за работу заплатили. У вас работали?
Лалины «дети» хмуро продолжали изучать свою обувь, а их «папа» не моргнув сказал, что учил мальчишек азам строительства, мастерство то бишь передавал, хотелось ему увести их с улицы, занять интересным делом. А про айфон он ничего не знает.
В квартире стало тяжело дышать – и от пыли, и от запаха краски, но еще больше от самой ситуации. Полицейский попросил документы, но у меня их, естественно, с собой не было. Вообще никаких – ни на квартиру, чтобы подтвердить право собственности, ни удостоверения личности.
И тут в открытые двери на шум прибежала соседка. Сильно загорелая, с копной крашеных рыжих волос, в мини-юбке, она настолько вжилась в образ Тины Тёр-нер, на которую, по словам всех знакомых, была очень похожа, что даже переняла ее жесты и принимала ее типичные позы. «Тина Тёрнер» взорвала повисшую тишину хриплым прокуренным голосом, указывая пальцем с длинным красным маникюром на Лало и обвиняя его во всех смертных грехах, главным из которых был тот, что он мешал шумом ее дневной сиесте. В непрекращающемся потоке ее возмущений всплывали все обстоятельства работы Лало и его «бригады», подтвердившие мои подозрения, что Лало просто мошенник, который надеялся, что я этого не пойму.
Было жалко мальчишек, истерзанной квартиры, потраченных денег и проявленного мною доверия. Моя мечта, как мираж, уплывала вдаль необозримых месяцев, мой Алеф подмигивал замочной скважиной снятой с петель двери, вселяя в меня сомнения в благополучном исходе придуманного мною лабиринта судьбы.
Полицейский увел пацанов, Лало попытался было продолжить тему о деньгах, которые я ему должна, но тут соседка подняла такой крик, пригрозив вернуть полицейского, чтобы тот проверил у Лало все документы, включая лицензию на профессиональную деятельность, что прораб отступил. Уже из дверей он бросил мне: «Потом созвонимся и обсудим все в более спокойной обстановке».
Мы расцеловались с Тиной Тёрнер, и она позвала меня к себе, выпить мате по-соседски. Старый Рауль ушел, сокрушенно качая головой: «Все… все… надо переделывать».
Мате с моей новой соседкой перетекло в распитие виски с приятелем, подсунувшим мне Лало. Он предусмотрительно принес бутылку прямо в квартиру к «Тине Тёрнер», которая оказалась Глорией после нашего знакомства с ней, скрепленного мате и затем высоким градусом «Джэка Дэниелса».
– Ну надо же… кто бы мог подумать, – тянул виски и слова Абель, клявшийся, что все всегда были довольны работой Лало, которого он знал очень давно, правда, по занятиям карате, а не по его успехам в строительстве и ремонте. – Но ты знаешь, – в утешение доверительно сказал он, – ты еще легко отделалась. Все могло быть намного хуже. Ты же слышала про Рикарду?
У меня начинала болеть голова от шума и событий никак не заканчивающегося дня, от дыма тонких сигарет Глории, от виски. То, что всегда все может быть хуже и что кто-то пострадал больше, чем я, было слабым утешением, но я вяло спросила:
– Что там еще у Рикарды?
– Ну как же! – оживился Абель. – Она же тоже со строительством завязла, только она решила надстроить дом… этажей пять, что ли, можно было по нормам зонификации. Ну, она подумала, где пять, там и семь, затраты-то основные на коммуникации и фундамент все равно. В любом случае надо было укреплять несущие стены железом изнутри.
– Подожди, – припоминая что-то, сказала я. – Мне кто-то говорил, что она в Индию уехала.