У меня все похолодело внутри от догадки, нет… не может этого быть! Я умоляющим голосом попросила своего приятеля сходить на квартиру в мое отсутствие и сфотографировать, что там происходит. Он мялся, говорил, что занят, но в конце концов пообещал зайти и навестить своего протеже. Спустя несколько дней я получила от него сообщение, что он там был, что все идет своим чередом и волноваться нет причин. Я посмотрела на фотографию и чуть не упала в обморок – не столько от вида разрухи и отсутствия какого-либо прогресса, сколько увидев исполнителя работ на заднем плане. Худенький замызганный мальчик балансировал на доске, положенной одним концом на стремянку, а другим на дверь, прислоненную к стене, чтобы можно было достать до четырехметровых потолков. В руках у него было что-то вроде наждачной бумаги.
«Кто это?» – написала я, предчувствуя катастрофу.
«Это сын слесаря, у них в школе уроки отменили, вот он его с собой на работу и привел».
«А сам слесарь где?» – Пальцы меня плохо слушались.
«Не знаю, вышел куда-то. За сигаретами или что-то купить из еды».
Поездка была испорчена. Я позвонила Лало и потребовала немедленно прекратить все работы до моего приезда. Он ничего не понимал:
– Но ведь нужно же было срочно… И потом, если я сейчас брошу все здесь, я пойду на другую стройку, а там надолго… Не знаю, когда мы сможем вернуться и продолжить.
Пришлось менять билет и срочно вылетать в Буэнос-Айрес.
Я осмотрела квартиру, не оставляющую ни малейшей надежды на то, что в ней когда-нибудь можно будет жить, и пришла в окончательный ужас. Не будучи экспертом в слесарных работах, я все же помнила из плохо дававшейся мне школьной геометрии, что такое угол в девяносто градусов. Он должен быть прямым, но ни одного прямого угла в стыковке труб я не увидела. Лало, однако, убеждал меня, что все сделано по правилам и что осталось только закрыть стены, и, когда я не буду смотреть на эти трубы, а лишь наслаждаться хорошим напором воды из крана, о градусе сварки даже не вспомню. Эта логика не показалась мне убедительной, и я продолжала критиковать все, что было сделано по списку согласованных ранее работ.
В какой-то момент Лало перестал заверять меня, что все будет хорошо, с тем обаятельным оптимизмом, который меня покорил в самом начале. Он обиделся, закапризничал и стал собирать инструменты.
– Если тебе не нравится качество работы, пожалуйста, я уйду, у меня заказов достаточно.
– Но я же заплатила почти восемьдесят процентов стоимости, а теперь… Это все ломать надо!
Лало вынул из кармана пыльных брюк кучу торговых чеков:
– Это то, что ты мне должна. Я оплатил из собственного кармана. Мы же договаривались, что материалы за твой счет. Я свою работу выполнил.
Он уставился на меня в упор глубоко посаженными глазами, и если раньше они казались маленькими из-за постоянной улыбки, то теперь стало понятно, что они такие и есть и не меняют размера ни от прищура, ни от улыбки.
– Ты же не разбираешься в этом, – продолжил он. – Я вот тебе не говорю ни как танго танцевать, ни как переводы делать. Я разбираюсь в прокладке труб. И то, что я сделал, отвечает стандарту. А ты мне должна все оплатить: время, которое я потратил, и материалы, которые покупал. Искал, между прочим, по сносной цене для тебя, ездил по всему городу.
Я сказала, что завтра в это же время мы продолжим наш разговор и рассчитаемся. Мне надо было на улицу – я не могла больше там оставаться, в пыли и разрухе.
На залитой солнцем улице, где птицы старались перекричать ревущие автобусы, у меня созрел новый план. Завтра я приду, конечно же, не одна, а со специалистом, который компетентно объяснит Лало, что качество его работы не удовлетворительно ни по каким показателям. И я уже знала, кто будет этим независимым экспертом, которому я поручу дальнейшие переговоры с Лало, явно проваленные мною.
На следующий день я пришла в сопровождении Рауля, отца моего приятеля; он всю жизнь проработал слесарем, его бизнес шел хорошо и от клиентов не было отбою, но потом он выиграл крупную сумму в лотерею, отошел от дел и стал заниматься перепродажей инструментов по Интернету.
Рауль представился Лало спокойно и доброжелательно, пошутил что-то насчет позорного отборочного матча накануне, где аргентинцы так и не сумели забить ни одного гола намного более слабой команде Чили. Оба посокрушались по этому поводу. Затем Рауль обошел квартиру, прищуривая глаз и осматривая трубы. Лало говорил без умолку, объясняя ему примерно все то же, что и мне вчера; свою речь он пересыпал профессиональными терминами типа «ПВС», «три четверти дюйма ширины», «прокладки»… это только то, что я уловила на слух. Рауль молчал. Когда Лало закончил, он посмотрел на меня и сказал, пожевав губами:
– Да-а-а, деточка… не годится это все. Надо все переделывать. Давления не будет, много сварки на локтях, уклон неправильный…
– «На локтях»? – Показав свою неосведомленность в технике прокладки труб, я решила больше не вмешиваться.