Как известно, в середине прошлого века окончательно переросла в эволюционную науку биология. Это дало огромный толчок человеческой мысли в целом и способствовало перестройке методологии других наук. Но в какой-то мере подобную систему взглядов предчувствовали уже просветители. Дидро предвосхитил в «Письме о слепых в назидание зрячим» (1749) Ламарка и Дарвина, придя к мысли не только об эволюции, но и об естественном отборе. По его словам, теперешнее относительное совершенство живых существ объясняется тем, что в ходе развития природы «исчезли все неудачные комбинации материи и... сохранились лишь те из них, строение которых не заключало в себе видимого противоречия и которые могли существовать самостоятельно и продолжать свой род»[115]
. На этом основании он делал общий вывод о том, что мир «это — составное, сложное тело, подверженное бурным переменам, говорящим о постоянной тенденции к разрушению, это — быстрая смена существ, следующих друг за другом, сталкивающихся между собой и исчезающих, это — мимолетная симметрия, быстротечный порядок»[116].То, что было гениальными догадками во времена Просвещения, сделалось обиходом современной науки.
Новые науки возникают сразу как науки эволюционные. Когда в 1931 году Карл Янский открыл радиоизлучение звезд, появилась радиоастрономия, которая позволила видеть процессы, идущие в небесных телах. Революция в биологии, начавшаяся в пятидесятые годы нашего века, привела к пониманию динамического характера процессов, происходящих в клетке. Открытие радиоактивности помогло понять, что самая основа вещества — атом — изменчива. Кристаллография обнаружила закономерности изменения кристаллов и стала эволюционной наукой. Физическая география — больше не описательная наука: она занимается теперь сложными динамическими процессами, происходящими в биогеносфере.
Современная физика, выразив общую тенденцию новой науки, отвергла абсолютный покой. Но тем самым она отвергла и ньютонианское представление об абсолютном пространстве и времени. Этим она подвела своеобразный итог долгому и противоречивому развитию идеи движения. Движение стало общим законом. Отныне не только всякое явление развивалось во времени — заговорили о «движении времени». Начали показывать его единственно возможным способом (движение ведь ощущается лишь тогда, когда наблюдатель, находящийся на движущемся предмете, смотрит на предмет, обладающий иной скоростью), исключая какие-то предметы, явления, личности из общего течения времени, ускоряя их движение относительно общего потока, делая тем самым это движение зримым. Движение объективное, непроизвольное начало передаваться через движение независимое, произвольное по скорости и даже направлению. Космическое путешествие «по Эйнштейну» необычайно этому помогло. Географическая (вернее, космическая) цель путешествия отходила на второй план, на первый выступала скорость как таковая. Можно было вернуться в точку вылета, нигде больше не побывав, и вместе с тем проделать свой путь отнюдь не бесцельно. Движение снова, как у ранних классицистов, замыкалось само на себя, становилось движением круговым, но при этом, вопреки всем предположениям, помогало совершить прыжок через столетия. Более того, с точки зрения космонавта, время приобретало двойственную природу. Оно становилось и непрерывным (его собственное биологическое существование не прерывалось) и прерывным (как социальное существо он исчез из одной эпохи существования человечества и мгновенно возник в другой).
Впрочем, фантастика знает и еще один способ прервать время. Им пользовался и Эдуард Беллами во «Взгляде назад», и Герберт Уэллс в «Когда спящий проснется», и Роберт Хайнлайн в романе «Дверь в лето» (1956). Разница между ними в этом смысле невелика. Герой Беллами оказался нечаянно замороженным в своей подземной спальне во время пожара (этот именно сюжет обыграл Маяковский в «Клопе»), что с точки зрения современной науки представляется бессмыслицей, так как кристаллы льда разорвали бы сосуды; герой Уэллса заснул летаргическим сном, а герой Хайнлайна подвергся искусственному замораживанию на тридцать лет; при этом были приняты специальные меры против образования кристаллов. Как нетрудно заметить, этот способ перенестись через годы в последнее время тоже обосновывается ссылками на науку.
Наука же в какой-то мере сделала реальным представление об обратном течении времени.
В конце прошлого века Людвиг Больцман приводил математические доказательства того, что во вселенной есть области, где время движется в направлении, обратном нашему.