В 1949 году американский физик Ричард Ф. Фейнман опубликовал в журнале «Физикал ревью» маленькую, всего в одиннадцать страничек, статью «Теория позитрона», в которой высказал мнение, что позитрон — это электрон, движущийся «из завтра в сегодня», в противоположном по отношению к нам направлении во времени. Вслед за тем появились гипотезы, согласно которым все античастицы — это не что иное, как обычные частицы, движущиеся в обратном направлении времени. Соответственно, в галактиках, состоящих из антивещества, время должно двигаться в противоположном направлении.
Как сообщает М. Гарднер, «Ганс Рейхенбах в книге “Направление времени” называет позитронную теорию Фейнмана “наиболее серьезным ударом, который концепция времени в физике когда-либо получала вообще”. Эта теория не только допускает обратное направление времени для некоторых областей вселенной, но, как указывает Рейхенбах, она также нарушает единообразный топологический порядок в причинных цепях событий. Поклонники Льюиса Кэррола, конечно, помнят диковинные часы (“Сильвия и Бруно”, гл. 23) с их волшебным винтиком, заставлявшим время течь в обратном направлении»[117]
.Фантасты, решившиеся пренебречь положением, что скорость света не может быть превышена, нашли и еще один квазинаучный (но имеющий все же некоторый оттенок вероятности для тех, кто, пораженный успехами физики, считает, что «наука все может») способ проникнуть как в прошлое, так и в будущее. Если скорость света может быть превышена, то наблюдатель получает способность свободно перемещаться взад и вперед вдоль луча, несущего информацию, и «останавливать время», двигаясь со скоростью, равной скорости света, опережать его, возвращаться в прошлое и даже несколько раз подряд «просматривать» одно и то же событие.
Не приводит ли это на память машину времени?
Кто не помнит уэллсовской машины времени, этого странного экипажа с велосипедным седлом, несколькими рычагами и циферблатами, выполненными из никеля, слоновой кости и горного хрусталя? Эта была очень необычная машина, сами слова «машина времени» звучали для тогдашнего уха странно, «футуристично», сочетание слов «машина» и «время» казалось диким и вызывающим, и сам Уэллс назвал первый вариант «Машины времени» куда более традиционно, можно даже сказать традиционалистски — «Аргонавты хроноса».
С тех пор минуло добрых семьдесят лет. К машине времени привыкли. Мало сказать — привыкли. Для фантастов, которые не обязаны осуществлять свои проекты в материале, она построена в середине девяностых годов прошлого века и совсем недавно считалась основательно устаревшей.
Последние годы оживили к ней интерес. Ее не просто вернули из забытья, ее принялись совершенствовать, и мы теперь знаем множество ее образцов. Они могут быть величиною с комнату, где удобно располагается несколько человек (рассказ Уильяма Тенна «Уинтроп был ужасным упрямцем», рассказ Л. Спрэг де Кэмпа «Ружье на динозавра» и др.), или представлять собой целый кусок пространства, захваченный силовыми линиями и вырванный из другой эпохи, как в рассказе Айзека Азимова «Уродливый мальчуган», могут быть и совсем маленькие, карманные, как в рассказе Пьера Буля «Бесконечная ночь».
Этот возврат интереса к машине времени легко объясним. Обилие научных обоснований путешествия по времени сделало машину времени своеобразным олицетворением всех их, вместе взятых. Сколь зримые формы ни приобретает эта машина под пером писателей, в каких конкретных разновидностях — разнообразия или моды ради — нам ее ни показывают, она, по сути дела, является сейчас неким очень удобным с литературной точки зрения отвлечением от всех реально обсуждающихся возможностей. Именно в этом качестве изобретение Уэллса и стало «литературной реальностью».
Машина времени тем основательней укрепилась в современной фантастике, что ее парадоксальным образом «обосновали через маловероятность».
Идея путешествия по времени была найдена до Уэллса. Еще в 1889 году ее использовал Марк Твен в «Янки при дворе короля Артура»[118]
. Но, построив свою машину времени, Уэллс так основательно подчинил эту идею законам научного мышления, что сколь сказочными обстоятельствами ни окружали бы с тех пор подобное путешествие, законы эти не теряют над ним свою власть. Сейчас это сказалось в тех ограничениях, которые фантасты добровольно налагают на машину времени. Причем каждое из этих ограничений оказывается своеобразным источником доверия для читателя. На сегодняшнем этапе научной революции мы настолько уже осознали трудности прогресса, настолько усвоили мысль о том, что каждая теория верна лишь в определенных пределах, что условием убедительности в фантастике бывает обычно указание на границы применения того или иного открытия. Название одной книги, выпущенной несколько лет тому назад, — «Возможное и невозможное в физике», — в этом смысле очень симптоматично. Назови авторы свою книгу, скажем, «Безграничные горизонты физики», это звучало бы не ко времени.