Что такое государство и откуда оно берется?

То есть, у взрывного роста, который начался с промышленной революции, было две причины. Первая, скажем так, «объективная» — это достижения предыдущей истории человечества, без которых взрыв никогда бы не случился, и вторая причина — причина «ситуативная», то есть обстоятельства места и времени Британии 18-19 веков. Без ситуативных причин взрыва тоже бы не случилось, но он мог случиться раньше или позже и в другом месте. Суть «ситуативных» причин состоит в том, что они должны позволить раскрыться «объективным» причинам экономического роста.

Таким образом, нам остается выяснить, в чем состояли «ситуативные» причины, сложившиеся в Британии. Эти причины можно обозначить как «свободу», которая, в свою очередь имеет множество других причин, среди которых специфическая история Британии, в которой короли так и не получили абсолютной власти, в которой сохранилась более-менее независимая судебная система, в которой существовало уникальное общее право и, главное — некая либеральная в хорошем смысле идеология, которую разделяли как часть представителей «податного сословия», так и часть элиты.

Грубо говоря, совокупность всех этих факторов означала простую вещь — государство здесь было слабым. Напомню, что слабость государства не означает неспособность чиновников выполнять свои «обязанности», она означает, что граница дозволенного для них пролегает таким образом, что дозволенного остается очень мало. И самое главное, это то, что эта граница устанавливается не «законами» и приказами начальства, а представлениями налогообязанных и части элиты о том, что «позволено», а что нет.

Слабость государства означает, что оно не может легко увеличить налогообложение в широком смысле и когда у людей остаются излишки, они получают возможность распоряжаться ими по своему усмотрению, что означает, прежде всего, инвестировать. Будучи уверенными в том, что они смогут распоряжаться плодами своего труда, люди охотно занимаются этим, что и приводит, в итоге, к экономическому росту.

Однако, дальше начинается самое интересное. Поскольку, как мы сказали, государство здесь является слабым, оно не может просто так наложить лапу на возрастающее богатство подданных. Поэтому оно начинает изменяться, мимикрировать для того, чтобы понизить «цену согласия». Для этого ему нужно предстать в новой роли, роли, которая найдет одобрение и поддержку у самих налогооблагаемых. Государство прекрасно справилось с этой задачей. Не случайно Британия является не только родиной промышленной революции, но и родиной демократии, то есть, всего того ужаса, в котором мы сегодня процветаем. Именно быстрый экономический рост и невозможность обратить его себе на пользу традиционными способами, то есть, буквальным и прямым ростом налогообложения, вызвал эволюцию государства, в ходе которой оно радикально трансформировалось из прозрачной системы эксплуатации в якобы нейтральный «инструмент», служащий благу общества.

Это был настоящий успех и даже триумф. Если в начале промышленной революции государство присваивало себе жалкие несколько процентов национального продукта, то сегодня пожираемая им «доля» составляет 50-60%. Да, мы стали больше производить и больше потреблять, но и паразит теперь отнимает у нас большую долю.

Эффект Каплана

Брайен Каплан когда-то написал эссе «Почему я больше не австриец». В нем он объясняет, почему он больше не является сторонником австрийской экономической школы. Среди его сугубо теоретических аргументов были и лирические отступления, непосредственно относящиеся к теме нашей колонки. Каплан вспоминал, как он будучи студентом начитался коварного Ротбарда, который внушил юному неокрепшему уму, что государство это «фу» и государство — это «кака». Когда же Каплан повзрослел, он увидел, что государство — это не «фу» и не «кака», а добрые, отзывчивые люди, с усталыми глазами. Про глаза я, конечно, немного загнул, но суть претензии была примерно такова — Ротбард считает государство злом, но посмотрите на госслужащих и на госкомпании, они совсем не похожи не исчадия ада. Эти самые компании и служащие работают и приносят пользу, и потому, все совсем не так, как говорил Ротбард.