Он впихнул вопящего отпрыска в руки опешившей Нарциссе и рявкнул, вызывая домовика:
– Мантию мне! Я ушёл! В кутёж! В запой! В блуд!!! Раньше утра не жди. Может быть, твои вопли покажутся приятными, если выслушивать их за дело!
– Блядун! – заорала Нарцисса. Малфой скривился – фамильный темперамент Блэков крайне пагубно влиял на их лексикон. – Посмей только!
– Доброго дня, – холодно изрёк Люциус и аппарировал прочь.
***
Аппарационным потоком Малфоя вынесло в Косой переулок, прямо на пятачок перед зданием Гринготтса. Загул начинался правильно – по идее, в процессе морального падения следовало швыряться деньгами.
Набив кошель галеонами, Люциус задумчиво застыл на ступенях банка. Начинать кутёж у Флориана Фортескью было глупо. Немного поразмыслив, Малфой также вычеркнул из списка злачных заведений «Чайный пакетик Розы Ли» и кондитерскую Шугарплама. Стоило наведаться в какой-нибудь малоприличный трактир, а таковые водились только в Лютном переулке.
Малфой поёжился. Кто бы что ни думал, а кутёжник он неопытный – нужен советчик. Долохов, невольный виновник семейной ссоры, подойдёт идеально.
Долохов нашёлся в лавке Борджина, где азартно торговался с владельцем за хрустальный самоохлаждающийся змеевик повышенной прочности.
– Добрый день, Антонин! – Малфой мучительно соображал, как бы деликатно перейти к сути просьбы. – Увлекаетесь зельями?
– И тебе здоровьичка, вьюнош! – Долохов озорно подмигнул Люциусу. – Увлекаюсь, а как же! Только одним зельем, но самым чудодейственным – на моей родине им спасаются от всех болезней, включая душевные.
– О, – оживился Люциус, беседа свернула на знакомую тему, – вы хотите повторить опыт достопочтенного Фламеля?
– Не совсем, – хохотнул Долохов. – Моё зелье дарует не бессмертие тела, но торжество духа. Желаешь убедиться, Люций?
Уже через полчаса Малфой свято уверовал в зельедельческий талант Долохова. После пары стаканчиков мутноватой жидкости воспоминания об утреннем скандале смазались и стали совершенно неважными, а мрачный грязноватый трактир показался уютным. Весело потрескивали поленья в отродясь не чищеном камине, Долохов травил малопристойные байки, и Люциус наслаждался каждой минутой своего незапланированного бегства из мэнора.
«Я не ошибся, – размышлял он лениво. – Долохов, безусловно, эксперт в запоях и кутежах. Интересно, а в разврате он так же хорош? Ну, чтобы никуда больше не ходить и управиться со всеми видами грехопадения до утра, а то рара будет волноваться».
Вчерашний поцелуй Люциусу скорее понравился, смущали только хохот партнёров по партии в покер да поджатые губы дам, наблюдающих за игрой. Наверное, без чужих глаз всё будет ещё лучше.
– Скажите, Антонин, – перебил он Долохова и рукой подпёр уплывающую куда-то голову, – вы не хотите со мной переспать?
Почему-то непристойный вопрос не вызвал у него никакого стеснения, а вот Долохов поперхнулся очередным анекдотом и замер.
– Если ты о вчерашней игре у Мальсибера, то это была неудачная шутка, – наконец ответил он, отводя глаза. – Я никогда не думал, что ты – такой чистый, такой правильный – на это согласишься. Люций, ты сын моего старого друга, и мне ещё придётся объясняться с ним. Не думаю, что я отделаюсь малой кровью.
Малфой с трудом вникал в сказанное. Шутка? Друг? А как же запой и кутёж – это в качестве извинения, что ли?
Люциус протестующе вскинул руку и запоздало обеспокоился тем, что драгоценные перстни в этом кабаке могут стоить ему жизни. Однако тёмные личности, заполонившие трактир, старательно не смотрели на Долохова с Малфоем. «Метка, – догадался Малфой. – У Антонина закатаны рукава, и видна Метка, а местное отребье уже наверняка сталкивалось с её обладателями».
– Я всё правильно понял? – зачем-то уточнил он у Долохова. – И нет, я не закачу истерику, мне просто интересно.
– Любимчик судьбы, – с непонятной горечью сказал Долохов. – Ты прекрасно знаешь, что по первому твоему слову у тебя в постели окажется любой. Зачем тебе битый жизнью авантюрист? Пожалей меня, вьюнош, я немолод, и мне от тебя уже не оправиться.
Люциус приоткрыл рот и хлопнул глазами. Наверное, выглядел он по-дурацки, потому что Антонин спрятал лицо в ладонях и неразборчиво простонал:
– Хорошо тебе, глупый ребёнок, ты даже ничего не понял.
Малфой внезапно озлился. Это ему-то хорошо?
– Простите, Антонин, за доставленное беспокойство, – с ледяным достоинством сказал Люциус. – Я, право слово, не желал вас смутить. До свидания.
От злости весь хмель куда-то подевался, Малфой коротко поклонился Долохову и, гордо вздёрнув подбородок, зашагал к выходу.
***
Очутившись на улице, Люциус целеустремлённо двинулся вглубь Лютного переулка – туда, куда честному человеку без отряда авроров нечего было и соваться. Однако он ничуть не боялся. На ходу Малфой распахнул мантию, поддёрнул кружевные манжеты сорочки и перехватил палочку так, чтобы ею можно было моментально воспользоваться.
«Начнём заново, – упрямо думал он. – Кутёж, блуд и запой. А Долохова, старого импотента, пусть сожрут мантикрабы. Ишь, по первому моему слову! А сам не дал. И жена не даёт».